– Где Сальдань? – осведомился тот у мажордома.
В ответ мажордом лишь развел руками.
– А Фаёнца?
Та же растерянность, и никакого ответа. На худощавом лице управляющего появилась тревога, и он, будто от холода, поежился. Больше ни о чем не расспрашивая, фактотум кликнул горничную и поинтересовался, можно ли войти к мадемуазель. Горничная исчезла, через несколько секунд вернулась и доложила, что молодая госпожа ожидает мсьё де Пейроля в своем будуаре.
– Я не спала всю ночь! – едва завидя вошедшего, воскликнула она. – Не могла сомкнуть глаз. Не желаю больше жить в этом ужасном доме. Здесь кругом какой-то разбойничий вертеп! Ночью на улице жуткие крики, бряцание оружия!
Произносившая негодующий монолог была той самой красавицей, с которой мы, немного нарушив последовательность, успели познакомиться в кабинете принца. В утреннем неглиже она была еще очаровательнее, чем в выходном наряде. Белоснежный легкий, свободный пеньюар лишь подчеркивал совершенные черты ее фигуры: гибкий упругий стан; распущенные черные волосы, густыми волнами укрывавшие плечи, изящные босые ножки, подрагивавшие в просторных сафьяновых шлепанцах. Находится столь близко от такой красоты и не прельститься ее чарами мог лишь человек, с каменным сердцем. Именно таким человеком являлся Пейроль, суровый, исполнительный, проверенный не одним испытанием фактотум. Если требовалось, он мог сохранять хладнокровие лучше, чем Месрур, главный евнух сераля Гарун аль Рашида. Вот и теперь, не обращая внимания на красоту юной госпожи, он с места в карьер перешел к делу:
– Донья Круц, мсьё принц желает вас видеть сегодня до полудня в своем дворце.
– …Что? Возможно ли? Какое чудо! – воскликнула девушка. – Мне разрешат покинуть эту тюрьму, пройти по улице! Не разыгрываете ли вы меня, мсьё де Пейроль?
Она испытующе посмотрела на управляющего, потом расхохоталась и, не в силах сдержать радости, закружилась по комнате.
Пейроль продолжал:
– Мсьё принц желает, чтобы вы к нему явились в выходном наряде.
– Я, – в выходном наряде! – опять воскликнула юная красавица. – Пресвятая Дева! Не могу поверить, что это не сон.
– Я говорю совершенно серьезно, донья Круц. Самое большое, через час вы должны быть готовы.
Донья Круц посмотрелась в зеркало, опять рассмеялась, затем, внезапно прекратила смех и, вспыхнув, как рождественная хлопушка, звонко прокричал:
– Анжелика! Жюстина! Мадам Ланглуа! До чего же неповоротливы эти француженки!
Донья Круц сердилась на служанок за то, что те не появились раньше, чем она их позвала!
– Мадам Ланглуа! Жюстина! Анжелика!
– Не нервничайте мадемуазель, – заметил флегматичный фактотум. – Им нужно несколько секунд, чтобы добежать.
– Можете идти! – щебетала донья Круц. – Вы исполнили поручение. Я приду одна.
– Нет, я буду вас сопровождать, – уточнил Пейроль.
– Какая жалость! Святая Мария! – вздохнула донья Круц. – Если бы вы знали, как вы мне надоели, любезный мсьё де Пейроль.
В этот момент в будуаре появились мадам Ланглуа, Анжелика и Жюстина, – три служивших здесь горничными парижанки. Донья Круц уже успела о них позабыть.
– Я не желаю, слышите, мсьё де Пейроль, не желаю, чтобы эти двое оставались ночью в моем доме! Я их боюсь!
Она говорила о Фаёнца и Сальдане.
– Так угодно монсиньору, – пояснил управляющий.
– Разве я рабыня? – опять вспылила девушка. От гнева на ее щеках появился румянец. – Разве я просила меня сюда привозить? Если я узница, то оставите за мной по крайней мере право выбрать тюремщиков. Пообещайте, что больше я не увижу этих стражников! Пообещайте, иначе не пойду во дворец!
Старшая горничная мадам Ланглуа тихо подошла к Пейролю и что-то прошептала ему на ухо. И без того бледное лицо фактотума побелело, как у покойника.
– Вы уже их видели? – спросил он дрожащим голосом.
– Видела, – ответила горничная крикнул.
– Когда?
– Только что. Их недавно обоих нашли.
– Где?
– На улице, в траве у ограды, – шагах в десяти от садовой калитки.
– Я не люблю, когда при мне шепчутся! – возмутилась донья Круц.
– Прошло прощения, барышня, – отозвался управляющий. – Могу вас заверить, что этих двух стражников вы больше не увидите.
– Давайте же поскорее одеваться! – приказала горничным юная госпожа.
– Вчера поздно вечером они вдвоем ненадолго покинули сад, чтобы поужинать в ресторане; в том, что в начале улицы Сен Дени, – рассказывала мадам Ланглуа Пейролю, провожая его по лестнице. – Свободный от службы Сальдань, после ужина видимо решил проводить до сада Фаёнцу, которому предстояло вести нести караул. Внезапно мы услышали с улицы звон клинков.
– Да. Донья Круц мне об этом говорила, – пробормотал Пейроль.
– Шум продолжался недолго, – рассказывала дальше горничная. – Вскоре все стихло. И вот сейчас, минут десять назад выбежавший за провизией поваренок Анри наткнулся на два трупа. Он вернулся, заикаясь от страха, все рассказал мажордому, и тот, опознав покойных, велел их перетащить в сад.
– Ланглуа! Ланглуа! – позвала в этот момент горничную прекрасная узница.
– Идите прямо, мсьё де Пейроль. Они там под деревом.
Указав управляющему место, старшая горничная вернулась в будуар, и все три камеристки начали облачать донью Круц в праздничный наряд. Девушка, не отрываясь, гляделась в зеркало, и ее лицо расцветало довольной улыбкой.
– Наконец-то, – проносилось в ее сознании, – принц надумал сдержать обещание. Наконец я своими глазами увижу Париж, о котором мне так много говорили, и в котором я пока знаю только этот нарядный скучный дом с таким же тоскливым садом.
В радостном порыве она вырвалась из рук одевальщиц и весело закружилась по комнате.
Пейроль, оставшись один, прошел в глубину сада. Там под старым вязом на куче сухих листьев укрытые плащами лежали два тела. Дрожа, Пейроль приподнял один плащ, потом второй. Под первым оказался Фаёнца, под вторым – Сальдань. У обоих во лбу, точно посредине зияли отверстия. Не в силах унять дробь собственных зубов, Пейроль отпустил конец плаща.
Столь трогательная, сколь, увы, и банальная история о судьбе бедной сиротки, в раннем детстве покинутой матерью герцогиней и воспитанной шотландскими джипси, калабрийскими цингари, рейнскими ромами, испанскими гитанами или венгерскими цыганами, – тема, которую не удалось обойти ни одному романисту. Мы не знанием и не станем утруждаться домыслами, была ли донья Круц украденная герцогиня или истинное дитя богемы. Известно лишь то, что все предыдущую жизнь она провела в среде испанских гитан, – скитаясь с ними из города в город из поселка в деревню, за несколько марведи развлекая народ танцами на площадях. Упомянем и о том, как она оставила это вольное, но малоприбыльное занятие, и оказалась в Париже в особнячке мсьё де Гонзаго.
