Навстречу ему, тоже выбрав его, мчался молодой француз, вытянув вперед руку с длинноствольным пистолетом. Алексей нес палаш, не поднимая, возле стремени, рассчитывая взметнуть в последний миг.
И миг настал. Француз выстрелил. За этот последний миг Шермак резко поднялся на дыбы и принял пулю в себя, заслонив от нее хозяина. Пал на всем скаку. Алексей перелетел через голову, вскочил, выронив палаш. Встал безоружный. Но Шермак, падая, довел дело до конца — конь француза споткнулся об него и тоже рухнул наземь. Француз упал удачно, сразу оказался на ногах и пошел навстречу. Алексей сделал шаг назад и услышал:
— Держи, князь!
Догоняя его, Буслаев бросил вперед свою саблю, она молнией сверкнула и точно легла рукоятью Алексею в ладонь. Не взмахивая, а продолжая ее полет, он обрушил клинок на каску француза. Клинок соскользнул. Француз вскрикнул, сорвал с шеи шарф и прижал его к тому месту, где только что было у него ухо. Поднял свободную руку и закричал по-русски: «Плен! Плен!».
Буслаев налетел на него, вырвал из руки пистолет, выдернув ногу из стремени, дал пинка.
— Волох! Возьми его!
Бой между тем затихал. Французов рассеяли и отогнали. Эскадрон, в походном строю, легкой рысью отправился в полк. Впереди гнали нескольких пленных, в том числе и безухого драгуна.
В селе их радостно встретил Давыдов, раскинул руки, увидав Алексея:
— Щербатой! Живой! Да ты не ранен ли?
— Сейчас слегка, а до того сильно.
— А что не весел? Зайди в избу! Вина, бродяги! Доктор! Посмотри-ка моего воина. Нежданно-негаданно воскресшего. Долго будет жить. Еще лучше воевать станет. Да вина же, черти усатые! Полковник, полную чару за сына!
Доктор Винер, седоусый немец, уложил Алексея на лавку и прежде всего осмотрел глубокую рану на груди, причмокивая в удовлетворении:
— Знатно! Знатно дырка заделана. Это кто же тебя, князь, пестовал?
— Старуха лесная. Ведьма.
— Оно и видно. На собаке так не заживает. Так, князь, а здесь у нас что?
Раненую руку он промыл и перевязал. Бок был просто оцарапан.
— До свадьбы заживет, как говаривала моя бабушка. Гроссмуттер.
— Да что ты не весел, Щербатой? — У Давыда сверкали довольством глаза — князь был мил ему своей отвагой.
— Он с милушкой расстался, — усмехнулся отец, со стуком поставив кружку на стол. — Ох, и ядрена девка! Зимнее яблочко!
— Шермак мой погиб, — сказал Алексей. — В свою грудь мою пулю принял.
— Да не горюй, князь. — Давыд протянул ему стакан. — Я за эту кампанию уже трех коней сменил. Дам тебе другого, есть у меня в заводе — горячий, крутой.
— Шермака не заменить.
— Да… — Давыдов вздохнул. — Гусару на войне добрый конь — и добрый брат, и боевой товарищ.
Старый князь покривился лицом, стал по сумрачной привычке править непослушный ус.
— Я ведь его еще стригунком выделил. Что ж теперь… — Тяжко вздохнул. — Война, Алексей, никого не жалеет.
Алексей взял стакан.
— Давыд… Этой бабке, что меня выходила, свечей бы, что ли, послать — что ж при лучине-то бедовать.
— Верно. — Старик Щербатов покрутил ус. — А Парашке — пряников да что-нито нарядное. Бусы там…
— Она меня с поля вынесла. Бусы… Дорого ты, батюшка, сына своего оценил.
— Ну-ну! — Щербатов подбоченился. — Отцу указывать? Полковнику?
Давыд расхохотался, блестя крепкими зубами.
У Алексея от вина немного зашумело и закружило в голове — отвычка сказалась да и слабость еще не совсем за воротами скрылась. Давыдов это заметил.
— Буслай, забирай поручика в свою избу. Она у тебя почище других будет. Отдохнуть ему надо.
В избе, где квартировал Буслаев, уже толково суетился Волох. Застелил лавку тулупом, покрыл его чистой попоной, что-то мягкое свернул в изголовье.
Алексей сел, расстегнулся, стал стягивать сапоги.
— Послушай, Буслаев, вот этот улан… Александров, кажется… Что про него скажешь?
— Да что сказать? — Буслаев сел рядом, хитро улыбнулся. Он в отряде всезнайка был. — Повеса. Но боец с отвагой. Рука, правда, слаба для рубки. Однако храбр до сумасбродства. Ходит в атаку с чужими эскадронами, что не должно делать. Бросается на выручку, когда его не просят. Рыдает над раненым конем. Вина не пьет, в карты не играет. Краснеет при каждом остром слове… Да что тебе интересно-то? — Буслаев явно ждал главного вопроса. — Что еще сказать? Любит бродить в одиночку в поле, коня купает и сам купается всякий раз далеко в стороне…
Алексей с наслаждением лег, вытянулся, кинул руки за голову.
— Да вот… какая-то догадка в голове беспокоит.
— Ну-ну. Ты смелее.
— Да не девица ли этот Александров? — брякнул Алексей, смутясь.
Буслаев захохотал, зашлепал ладонями по коленям.
— Не девица ли? — того не скажу, не знаю. А что не мужчина — уж точно!
— Да как же может такое быть?
— Да вот так. Сам государь, говорят, дозволил. И свое имя ей в фамилию дал. Из своей руки Георгия вручил.
— Может ли такое быть? Женщина на войне!
— Да и война не простая. А Парашу свою вспомни. Что с тобой плечом к плечу на крыльце рубилась. К тому добавлю: здесь вот село есть, запамятовал как называется… Старостиха одна, Василиса, кажется, отряд собрала, француза колотит без пощады.
— Так то простые крестьянки. А этот… эта Александров… Поди дворянка?
— Баба, — буркнул из своего угла Волох, — она в любом звании баба и есть. А уж коли ее что за сердце взяло, пошибче иного мужика бушует.
— А ты, князь, как догадался? Ножка маленькая, румянец?
— Да это не я, — усмехнулся Алексей. — Параша угадала. Да и выпроводила в ночь.
— Взревновала? — усмехнулся и Волох. — Не схотела, стало быть, делиться? А ты, Алексей Петрович, улану глянулся. Примчался в село, давай кричать и ногами топать. «Какие, — кричит, — вы товарищи, если ваш командир в лесу погибает!» Кричит: «Там мародеры-шаромыжники бродят. Меня два раза обстреляли! Кто со мной на выручку князя?» И саблей машет. Ну, перед нашим Давыдом не больно-то помашешь. Улана приструнил, а нас послал как раз в самое время.
Алексей сладко потянулся. Приятное чувство овладело им. Будто вернулся в родной отчий дом. Да где он, этот отчий дом? Кто в нем сейчас хозяином?
— А что за шаромыжники такие? — сквозь наступавшую дрему спросил Алексей.
— Мужики французов так прозвали, — объяснил Буслаев. — Мародеров. Они, как в лапы партизанам попадут, так тут же заискивают: «Мол, шер ами, шер ами, дорогой друг». Отсюда и шаромыжники.
В избе захолодало.
— Зима скоро, — задумчиво проговорил Волох. — Достанет она шаромыжников… Истопить, что ли? У меня там, в сенцах, соломка припасена.
