— Пойдем во двор, в беседку. Бо тут жарковато.
— Э-э… — замялся Глеб. — А как Рябко?..
Игнатий Прокопович раскатисто хохотнул:
— Шо, злякався? Не боись, вин своих нэ трогае. Пойдем, сам побачыш…
Пес снова встретил Глеба остервенелым лаем. Игнатий Петрович цыкнул на него и сказал:
— Рябко, цэ свий. Поняв, собацюга?! Гавкнэш ще раз — убью.
Глеб не поверил своим глазам. Злобное чудовище вмиг превратилось в доброго цуцика, который приветливо завилял хвостом.
— Усё, — сказал довольный Игнатий Прокопович. — Теперь ты можешь с ним хоть цилуваться по пьяной лавочке.
Они расположились в просторной беседке, увитой диким хмелем. Заметив, что Глеб продолжает с опаской посматривать в его сторону, Рябко, чтобы не портить гостю аппетит, величественно удалился в тень, где лег и, высунув длинный розовый язык шириной в ладонь, принялся флегматично созерцать сценки из жизни разных ползающих и летающих букашек.
— Будем пить спотыкач, — категорически заявил Игнатий Прокопович. — Бо магазинная горилка у нас шо отрава. А спотыкач личного производства, на травках настоянный.
— Я — за, — охотно согласился Глеб и окинул взглядом накрытый стол.
Вся еда кроме наваристого борща и овощей с грядки была из магазина. Он немного помялся, но затем все-таки спросил:
— А как насчет сальца?..
— Ха-ха-ха!.. — громыхнул Игнатий Прокопович. — Вспомнил! Як мы с тобою на Андреевском вышивали… эх! Было времечко… От бисова дытына. Гарна память. Зараз принесу. А я, старый дурень, думав, шоб усё было по-взрослому, як в кращых домах Парижа. Это мне детки оставили, когда уезжали. Набили увесь холодильник — шоб, значит, я не беспокоился. Та хиба цэ еда? Ты его в глотку пихаешь, а воно обратно лезет. Ниякого смаку.
Вскоре на столе появилось и сало. Рюмки наполнились как-то очень быстро, словно по мановению волшебной палочки (Глеб даже не увидел, когда), и они выпили «по единой», как выразился Игнатий Прокопович.
— Привычка, — сказал он, с хрустом разгрызая луковицу. — Бо як начну считать рюмки — перва, друга… — так моя баба сразу краник прикрывает. За здоровье мое беспокоится. А шо ему будэ, тому здоровью? От умеренного потребления оковитой нихто ще нэ вмэр.
Глеб только утвердительно замычал в ответ; в этот момент он усиленно налегал на горячий — с пылу, с жару — украинский борщ, в котором торчала большая кость с мясом. Он точно знал, что таких вкусных и наваристых борщей, как на Украине, не сварит ни одна хозяйка в мире. Может, воздух тут такой, а возможно, вода, но как бы там ни было, а борщи у хохлушек всегда получаются знатные.
— Ты в гости, чы по якому дилу? — спросил Игнатий Прокопович, когда они выпили по третьей рюмашке.
— И по делу, Игнатий Прокопович, и в гости… хоть и не зван. Уж извините.
— Замовкны! — негодующе замахал на него руками Игнатий Прокопович. — Шо значит, не зван? Сын моего друга — мой друг. Приезжай в любое время, усегда будешь желанным гостем. И зовы мэнэ дядьком Гнатом, бо обижусь. А як там батько?
— Жив, здоров, чего и вам желает. Привет вам передавал, — соврал, не моргнув глазом, Глеб.
— От спасибочкы… — у Игнатия Прокоповича на глазах вдруг выступила слезная поволока. — Гарна людына Мыкола, твой батька. Голова у него — дай Бог каждому. А где он сейчас?
— В Англии.
— Та ты шо?! — удивился Игнатий Прокопович. — Шо вин там забув?
— Работает по приглашению. Экспертом. Временно. Скоро вернется.
— О! — Игнатий Прокопович с многозначительным видом поднял указательный палец вверх. — Шо значит умна людына. Даже капиталисты приглашают. Казаки везде в цене. Давай выпьем за здоровье твоего батьки.
— Кто бы возражал… — тонко улыбнулся Глеб. — Но прежде хочу вам преподнести скромный подарок…
С этими словами Глеб передал Игнату Прокоповичу шкатулку из полированного дерева, инкрустированную медными и латунными полосками. До этого она стояла на скамейке рядом с Глебом.
В шкатулке на бархатном ложе покоилась курительная трубка знаменитой фирмы «Kapp & Peterson» из бриара[42]. В свое время — лет эдак сто назад — ее сделали на заказ одному богатому и знатному господину, царскому сановнику, но он так и не воспользовался этим настоящим произведением искусства ирландских мастеров-трубочников.
Что уж там случилось с ним, история умалчивает, но трубка долго пролежала без употребления, так как наследники сановника, во-первых, не курили, а во-вторых, скорее всего, не знали ее истинной цены. А потом пришла революция. И завертелась круговерть. В конечном итоге трубку отец откопал в каком-то провинциальном антикварном магазине. И купил ее за бесценок, потому что в том городке не было настоящего профессионала-оценщика — в отличие от Николая Даниловича.
Глеб решил расплатиться трубкой за гостеприимство. А возможно, и за защиту. Со слов отца, ему было известно, что простоватый с виду «дядька Гнат» имел большое влияние на местных украинских казаков. После распада СССР они организовали курень, с которым не смогли сладить даже мафиозные структуры.
Так что почти вся Пуща-Водица была под «колпаком» казачьих формирований, которые иногда устраивали для публики показательные выступления молодежи — конные скачки, джигитовку, рубку лозы саблями и соревнования по боевым единоборствам, но на самом деле достаточно плотно и эффективно занимались бизнесом.
— Чы я сплю… — Игнат Прокопович бережно, словно трубка была изготовлена из тонкого хрусталя, взял ее в руки и поднял на уровень глаз. — Цэ шо, мэни?!
— Да, вам. Так сказать, от всей души…
Игнатий Прокопович радовался, как малое дитя. Уж в чем, в чем, а в трубках он здорово разбирался. И сразу понял, какую ценность держит в руках.
— Ну удружил, ну удружил… — сияющий дядька Гнат гладил трубку, как котенка. — Дай я тэбэ розцилую! — он облапил Глеба своими клещами и три раза, по христианскому обычаю, поцеловал. — Кращого подарка и желать низзя. Наливай!
Они просидели за столом добрых четыре часа. Но удивительное дело — сколько бы Глеб ни пил, а голова у него оставалась ясной, и он был лишь слегка навеселе. В подобном состоянии находился и дядька Гнат. Наверное, причиной такой выносливости в питие был чистый лесной воздух, напоенный летними ароматами. Он отрезвлял почище капустного рассола.
— Скажите, а я не мог бы взять в Киеве машину напрокат? — спросил Глеб, когда Игнатий Прокопович принес из погребка холодного березового сока — чтобы немного освежиться.
— Шо ты мэнэ зобижаешь, Глебушка? Ишь, до чего додумався — машину напрокат. А дядька Гнат для чого? Пидем зо мною…
