— Может быть, я проглядел его, не будете ли вы счастливее меня? Надо спуститься вниз!
— Разве это возможно? Один из нас будет держать шарф, другой спустится, но тем и кончится дело,— спокойно сказал Аслитта.
— Обоим нам и незачем спускаться,— возразил майор, подумав.
— Как так?
— Очень просто — обо мне не стоит и говорить: если я погибну, то о моей бедной жене позаботятся добрые люди. Вы, маркиз, вероятно, будете выплачивать ей небольшую ежегодную пенсию — на случай нужды. Скажите ей, что я умер за отчизну. Вам же, бесспорно, нужно позаботиться о себе: что будет с Италией, если вы погибнете? Подойдите ко мне. Я крепко держу шарф, а вы спускайтесь. Насколько я припоминаю, внизу есть устье канала, и оттуда можно пробраться в крепостные рвы. Вы колеблетесь?
— Я был бы негодяем,— ответил растроганный Аслитта,— если бы ценой вашей жизни пожелал сохранить свою!
— Полноте, пожалуй — это единственный выход, и на вашем месте я ни секунды не колебался бы. Вспомните о ваших друзьях — вы должны вести их на бой, и без вас они погибнут.
Аслитта заплакал, но более не возражал, крепко пожав руку майора, он произнес:
— Друг, я принимаю вашу жертву, и если найду выход, то спасу вас.
Рукопожатие маркиза показалось майору лучшей наградой — он едва удержался от слез. Вдали послышались шаги. Майор быстро справился с собой и напомнил Аслитте о том, что пора отправляться.
Юноша обнял майора.
— Благодарю вас именем Италии! — пылко вскричал он, затем опоясался шарфом и перелез через ограждение колодца.
Бартоломео крепко держал шарф. Наконец Аслитта оказался внизу. И в тот момент, когда майор бросил уже ненужный шарф, щелкнул замок, и отворилась дверь. Майор опустился на пол, взглянул на вошедшего и едва удержался от крика. Перед ним стоял Бенедетто
— Я так и думал,— злобно проворчал Бартоломео.— Он спасся, даже черту не нужна душа такого мерзавца!
— Вставай, каналья! — крикнул грубо Бенедетто. Взбешенный побегом майора, он хотел сорвать гнев на маркизе.
Майор не двинулся с места. Бенедетто начал браниться и крикнул:
— Оглох ты, что ли, Аслитта?
Затем он вырвал у одного из вошедших с ним солдат факел и поднял его над головой, но, как пораженный громом, отшатнулся от звука знакомого голоса.
— Здравствуй, Андреа Кавальканти! — сказал насмешливо майор.
— Ты — и снова ты! — бешено вскричал бандит.— Но где же другой?
Майор пожал плечами. Солдаты осветили всю комнату, шарили по всем углам, между тем как Бенедетто злобно кусал губы.
— Он, вероятно, убежал через колодец,— сказал, наконец, один из солдат.
— В таком случае, ему не спастись,— со смехом сказал другой.
— Посвети сюда,— приказал Бенедетто, наклонившись над колодцем.
Солдат повиновался. У майора заныло сердце. «Ему не спастись»,— сказал солдат перед этим — что, если колодец не что иное, как ловушка?
Послышался странный шум. Майор упал на колени. Он понял, в чем дело: вода медленно поднималась в колодце и скоро почти достигла перил.
— Откуда эта вода? — спросил, отступая, Бенедетто.
— Четверть часа тому назад,— ответил солдат,— по приказу коменданта были открыты шлюзы Санта-Мария, от водопровода идут каналы, проходящие под цитаделью, и поэтому я сказал, что пленнику не спастись: он утонул!
— Отвечай, мерзавец,— обратился Сан-Пиетро к майору.— Аслитта убежал через колодец?
Бартоломео молчал, глухой стон вырвался из его груди, со слезами и ужасом не сводил он глаз с шелкового шарфа, плавающего на поверхности воды в колодце.
— Один от меня убежал,— злобно сказал Бенедетто,— но за него поплатится другой! Уведите пленника! — обратился он к солдатам. — Завтра на рассвете он будет расстрелян!
Он направился к двери. Бартоломео медленно встал и сказал только:
— Каналья!
Настало утро 16-го марта, и Милан сразу принял воинственный вид. На всех стенах были расклеены прокламации, в которых императорские власти извещались об ультиматуме, принятом ломбардским народом. Толпа останавливалась перед этими листками, и все улицы были запружены солдатами.
Перед зданием, в котором находились правительственные власти, стояли на карауле гренадеры, но внезапно часовые были обезоружены, и дворец заняли горожане.
Члены городского совета обратились в бегство, на месте остался лишь председатель, но и он, когда волнение усилилось, под надежным прикрытием отправился в расположенное в центре города Палаццо Бордетто.
На улице дель-Монте была наибольшая давка, и скоро движение по ней прекратилось. Вдруг раздались ружейные выстрелы, послышались оглушительные крики — все смешалось. Радецкий приказал солдатам зарядить ружья и стрелять в толпу. После первого залпа раздался бешеный рев: сотни людей были ранены и убиты! Это была не честная борьба, а гнусная резня.
В Палаццо Визидерти у широкого окна стоял граф Монте-Кристо и мрачно смотрел на ужасное кровавое побоище, учиненное на улицах палачами Радецкого. Сперо стоял возле отца.
— Смотри, батюшка,— сказал он, задыхаясь от слез,— вон там идет женщина, она несет мертвого ребенка. Они убили его на руках матери! Бедные люди, что с вами сделали солдаты?
— Дитя мое,— с грустью произнес Монте-Кристо,— злейший враг человека — сам человек!
— Батюшка! — вдруг вскричал Сперо.— Смотри, вон там флаг!
Граф взглянул в указанном направлении и увидел: молодой итальянец влез на крышу стоявшей против Палаццо Визидерти церкви и водрузил там национальное знамя. Вдруг юноша зашатался, попытался удержаться, махая руками, но опрокинулся и упал на мостовую: пуля сразила его.
В этот момент в залу вошел Бертуччио.
— Ну, что? — спросил граф, идя ему навстречу.
— Граф, одному из наших удалось добраться до цитадели — маркиз Аслитта оттуда исчез!
— Что это значит? Если он спасся, то поспешил бы сюда,— с беспокойством заметил граф.
— Товарищ не мог узнать ничего больше,— грустно сказал Бертуччио,— но ему сообщили, что в каземате был найден другой человек!
— Другой? Кто бы это мог быть?
— Вы его знаете, граф: в Париже он называл себя графом Кавальканти, а здесь…
— Что же с ним сделали? — нетерпеливо перебил его граф.
— Его присудили к смертной казни, но была ли она приведена в исполнение — этого товарищ узнать не мог.
— Бертуччио,— озабоченно сказал граф,— если Аслитта…
— Аслитта погиб! — вскричала Лучиола. Она вошла незамеченной и, рыдая, упала на колени.
— Кто смел это сказать? — побледнев, воскликнул Монте-Кристо.
