Наблюдатель молча отошел от стереотрубы, два его товарища продолжили разглядывать противоположный берег. Насколько можно было видеть ни одного человека, абсолютно безжизненный пейзаж.
— Все ушли, ваша светлость. Второй день ни души, — сказал один из наблюдателей, опуская подзорную трубу. Она запотела и её надо было протереть.
— Кто из вас был, когда китайская разведка приходила? — смена должна быть другая, но все-таки.
— Нет, ваша светлость, не наша смена была, — ответ был ожидаемый и я молча уступил стереотрубу наблюдателю.
Через несколько минут я еще раз поглазел в стереотрубу и уже раскрыл рот, чтобы сказать Прохору уходим.
— Ваша светлость, сигнал! — и тут же второй доклад. — Китайская разведка.
Поднявшийся над горизонтом дым увидеть было несложно, но вот как в далеких точках можно было разглядеть приближающихся всадников для меня была загадка. Я лично не сразу нашел эти движущиеся точки.
Оторвавшись от трубы, я спросил молодого тувинца, первым увидевшего разведку противника.
— Как ты определил? — тувинец заулыбался и объяснил.
— Конские хвосты на пиках увидел, — я естественно никаких хвостов не увидел.
–В штаб сообщили? — тувинец кивнул, продолжая улыбаться.
— Обижаете, ваша светлость, мы службу знаем туго. У господина Лонгина не забалуешь, — другой наблюдатель, Нил, племянник Федора Стрельцова, засмеялся.
— Лонгин Андреевич умеет еще и стимулировать, — слово стимулировать прозвучало вполне естественно, но как-то резануло мне ухо, всё-таки 18-ый век, да и не академики. — Тому, кто первый увидит противника, награда обещана.
— И какая, если не секрет? — обещание награды меня не удивило, но вот интересно какая.
— Им, ваша светлость, что надо? — стрельцовский племянник кивнул на тувинцев. — Скотина их больше всего интересует. Вот наш везунчик теперь получит или трех лошадей или верблюда из трофеев.
— А трофеи будут? — уверенность нашего бойца была очень приятной.
— Будут, ваша светлость, обязательно. И очень богатые, обозы у них ого-го. Да и сами они не голодранцы. Я же в поиск ходил, своими глазами их видел, — я покачал головой, ну дай Бог.
— А от меня какую награду хочешь? — стимулировать, так стимулировать, внезапно решил я. Наградить можно и не с добычи. То, что я услышал, лишило меня речи.
— Шашку из ваших рук, ваша светлость, — тувинец говорил по-русски правильно и практически без акцента. Несколько секунд я ошарашенно смотрел на него, потом повернулся к Прохору. Тот молча протянул мне обнажённый клинок. Своей шашки у меня не было и мой адъютант подал свою.
Тувинец взял оружие, опустился на одно колено и поцеловал клинок. Такой ритуал у нас был установлен при вручении оружия после присяги.
Я повернулся и молча вышел. Надо было срочно возвращаться в штаб.
Уже на подъезде к лагерю нам встретились спешащие к Енисею сотни, а лагерь походил на развороченный муравейник. Все куда-то спешили, никто спокойно не шел, только бегом. Буквально отовсюду раздавались крики и лошадиное ржание.
Неожиданно для меня Ерофей и Лонгин, чисто выбритый и свеженький как огурчик, чинно пили чай.
— Составьте компанию, Григорий Иванович, — полковник показал на свободный стул. — Приказы отданы, все закрутилось и завертелось. Ждем продолжения.
— Лонгин Андреевич, дарственную надпись распорядись сделать и проконтролируй, — я ни на секунду не сомневался, что Лонгин уже в курсе. Он молча отхлебнул с блюдечка чай и кивнул.
Чай мы пили в совершеннейшем молчание, пока в палатку не зашел один их связистов.
— Разрешите, ваша светлость? — в руке у связиста я увидел листок бумаги и молча протянул руку. Ерофей махнул рукой, ступай.
— Форт докладывает, китайская разведка вышла к самому Енисею.
— И так, господа-товарищи, — Лонгин так неожиданно употребил это словосочетание, что меня как током ударило, — китайский дозор скакал до Енисея час, примерно десять километров или верст, кому как угодно. Мы за это время подняли по тревоги свои войска, стоящие лагерем в километре, двух от Енисея и заняли подготовленные позиции. Ерофей Кузьмич, мой хронометраж принимается?
— Принимается, у меня такие же цифры, — Ерофей показал лист со своими записями.
Выйдя к реке, китайская разведка тут же вплавь переправилась на остров. Теперь они форт разглядели и подойдя на острове к самой кромке воды, стали глазеть на него.
От стрелки до обрывистых скал немного ниже Элегеста, вдоль Енисея у нас были заранее подготовленные боевые позиции, сплошная линия стрелковых ячеек с ходами сообщения между ними, то есть траншея времен Великой Отечественной войны. Когда китайцы переправились на остров, полк графа Малевича занял боевые позиции. Мы заранее решили, если китайцы попытаются переправиться, Казимир откроет огонь.
Китайцев было около сотни, поглазев на наш берег, они переправились обратно и отъехав на километр от берега, начали разбивать лагерь. Пять воинов поскакали обратно, вероятно с донесением. Китайцы быстро встали лагерем и начали готовить себе еду.
Наши форты были размещены через плюс-минус десять километров, перекрывая огнем весь Енисей. От стрелки до Элегестских скал было четыре форта, в каждом из них уже была развернута артиллерийская батарея готовая немедленно открыть огонь. По всему левому берегу были намечены ориентиры для определения расстояния от боевых позиций артиллерии. Поэтому мы легко определили на каком расстоянии от берега китайский дозор разбил свой лагерь.
Ближе к вечеру к Енисею начали выходить отдельные отряды китайской армии. Не доходя километра полутора, все они останавливались и начинали разбивать лагерь. Ночь прошла спокойно, китайцы не предприняли ни одной попытки переправиться под покровом ночи.
На рассвете все гвардейские сотни и батареи скрытно заняли боевые позиции на берегу Енисея от стрелки до Элегестских скал. Крайняя правофланговая батарея развернулась на склоне горы напротив устья Элегеста. Гвардейские сотни равномерно распределились от стрелки до скал. В течение двух лет наша швейка выполняла армейский спецзаказ, пошив маскировочных сеток костюмов и наши позиции были замаскированы по максимуму.
Мерген со своей тысячей воинов занял позицию на нашем правом фланге. Тысяча воинов Ольчея встала на левом, на енисейской стрелке. Две тысячи воинов начали открыто патрулировать наш берег.
Через несколько часов после рассвета начался массовый выход отрядов противника к реке. В отличие от вчерашнего дня теперь китайцы подошли к самому Енисею.
Около полудня наши наблюдатели увидели как на склоне горы Бом, самой высокой точки левого берега от стрелки до Элегеста, воины противника начали устанавливать шатры, которые наши наблюдатели, ходившие в разведпоиски сразу же узнали.
— Ваша светлость, — Нил Стрельцов оторвался от стереотрубы, — посмотрите.
Я был на эрбекском форте и до горы было километра четыре. Она была идеальным местом для командного пункта и была ровно посередине расстояния между крайними точками самых крупных островов на Енисее, Эрбекском и Элегестском.
— Видите толстого важного китайца? — среди суетящихся на горе был лишь один действительно толстый и важный, — Это и есть Чжао Цзинбао. Неосмотрительно он на этой горе решил разместиться.
Я засмеялся, верно подмечено, правда китайский полководец этого не знает.
— Но он этого не знает и будет очень удивлен, когда наши снаряды это ему объяснят, — когда начнется сражение, это гора для нашей артиллерии будет целью номер один.
Сразу же после появление своего полководца китайцы начали вплавь переправляться на Эрбекский и Элегестский острова и большие и маленькие острова между ними. Расстояние между крайними точками самых больших островов составляло километров пятнадцать, и вся китайская армия к вечеру сосредоточилась на этих километрах от устья Элегеста до верхней точки Эрбекского острова. Через Элегест вечером переправился лишь отряд в две сотни сабель. Обыскав Усть-Элегест и его окрестности, они вернулись к основным силам. Уходя они подожгли поселок и постройки шахты.
