Ствол шахты мы надежно заглушили именно на этот случай, но все равно как-то тревожно кольнуло в груди, когда я увидел огонь над шахтой.
— Ваша светлость, депеша полковника Пантелеева, — через несколько минут после поджога шахты доложил телеграфист.
Полковник телеграфировал, что у него чешутся руки огонь открыть. Телеграфист кашлянул, я взял лист бумаги и хотел написать ответ, но передумал.
— Сам отвечу, — разработанную Степаном телеграфную азбуку я выучил и потренировавшись, неплохо и сам работал на ключе. Ерофею я передал одно слово, терпи.
Пока мы переживали из-за поджога шахты, китайцы подогнали к Енисею почти две сотни навьюченных верблюдов и стали сгружать с них пушечные стволы, бесколесные лафеты, небольшие на двух-трех человек лодки и частично разобранные более вместительные.
Китайцы при свете факелов и костров работали далеко за полночь, стучали топоры, визжали пилы и ржали лошади и орали верблюды. Лишь перед рассветом всё стихло.
Нами заранее вдоль Енисея были натянуты два ряда проволоки с подвязанными колокольчиками и третий ряд была новинка техники электрическая сигнализация. К проволоке была подключена электрическая батарея и на фортах постоянно горели сигнальные лампочки. Если проволока обрывалась, цепь размыкалась и лампочка тухла. Естественно были и часовые.
Около полуночи в штабной палатке собрались Ерофей, Лонгин и я. Надо было решать, что делать.
— Китайская армия в паре километрах на другом берегу Енисея, на пяточке по сути, что будем делать. Ерофей Кузьмич, твое слово, — я хотел предложить просто ударить первыми на рассвете, но потом передумал. В 20-ом веке вполне приемлемый вариант, но вот как это будет оценено в веке 18-ом?
— Мы сидим в окопах, готовые к бою, вторую ночь. Завтра ситуацию надо решать. Ждем рассвета, предъявляем ультиматум и через два часа атакуем, — другого ответа от Ерофея я и не ожидал.
— Лонгин Андреевич, твое слово.
— Полностью согласен, — а вот от Лонгина я ожидал немного другого ответа. Хотя если подумать, то ничего другого я и не мог услышать. Я и сам не понимал как надо действовать, ждать ещё действительно нельзя, две ночи в окопах уже просидели. Начинать внезапно первыми, как-то не комильфо. Ультиматум предъявлять, какой?
И тут меня осенило.
— Правильно, на рассвете предъявляем ультиматум. Требуем сложить оружие, — по вытянувшимся физиономиям я понял, что такого предложения ни Ерофей, ни Лонгин не ожидали. Поспешил я, надо было выяснить, а какой ультиматум они имели в виду.
— Ваша светлость, такой ультиматум они точно отвергнут, — полковник Пантелеев похоже так удивлен, что перешел на официоз.
— Естественно. Но у меня не лежит душа бить первыми без предупреждения. Мы можем положить тут всю китайскую армию, устроить просто бойню. Не по душе мне как-то это, — Лонгин молча кивнул, соглашаясь, Ерофей почему-то громко и протяжно выдохнул.
— Согласен я с вами, Григорий Иванович. Я до утра проверю всех, артиллерия наша секторами обстрела всё перекрывает. Прикажу Ольчею спешиться и занять позиции в окопах, — Ерофей подошел к растелянной на столе карте, очень внимательно посмотрел на неё. — Да прикажу Софье подтянуться, мало ли что.
Но события начали развиваться не по нашему сценарию.
Ближе к утру мы перенесли штаб в Эрбекский форт. Лонгин писал текст ультиматума, когда пришел посыльный от графа Малевича, его полк занял позицию напротив острова и часовых насторожило что-то происходящее в темноте.
Я спустился в окопы к графу, Ерофей естественно категорически был против. С собой я прихватил глазастого тувинца. Он несколько минут внимательно вглядывался в предрассветную темноту. Услышать что-либо было невозможно, шум Енисея всё перекрывал. Вот темнота стала светлеть, я настолько был напряжен, что четко уловил это мгновение и какое-то движение впереди на острове. И в туже секунду наш тувинец тихо сказал:
— Китайцы установили у самой воды свои пушки и стоят наготове. За пушками похоже их воины, — фантастика, как в темноте можно было это увидеть, ладно ночь была бы лунная, но небо было затянуто облаками.
— Казимир, передай полковнику, всем к бою, срочно открыть огонь по островам!
Глава 23
Наш тувинец тихо сказал:
— Китайцы установили у самой воды свои пушки и стоят наготове. За пушками похоже их воины, — фантастика, как в темноте можно было это увидеть, ладно ночь была бы лунная, но небо было затянуто облаками.
— Казимир, передай полковнику, всем к бою, срочно открыть огонь по островам!
Эрбекский форт успел сделать залп на чуть-чуть раньше китайской батареи развернутой на большом Эрбекском острове и залпа у китайцев не получилось, некоторые пушки противника были накрыты нашими снарядами и вообще не приняли участия в начавшемся сражении.
А вот форт Элегест открыл огонь практически одновременно с китайской батареей на острове Элегест, китайский залп был полноценным и нанес нам вполне ощутимый урон, китайская граната упала на орудийную площадку форта между двумя орудиями, орудия получили повреждения, погибли командир орудия, два наводчика и еще трое солдат. Несколько гранат разорвались в боевых порядках нашей гвардии, в итоге от огня китайской артиллерии мы потеряли тринадцать человек убитыми и почти два десятка ранеными.
Китайский полководец показал себя опытным и мудрым военачальником. Он сумел понять принцип построения нашей обороны и придумал хитрый тактический ход. Воспользовавшись темнотой ночи, небо было затянуто плотной облачностью, Чжао Цзинбао сумел за несколько ночных часов перебросить на большие острова свою артиллерию и огромное количество спешившихся воинов. Когда мы открыли огонь, китайцы ждали сигнала для своей артиллерии, а пехота начала вплавь форсировать Енисей с больших и маленьких островов и островков.
Как по волшебству, после залпа нашей артиллерии, поднялся ветер, небеса просветлели и стремительно стал наступать рассвет. На китайском берегу и островах начались пожары. Всё это произошло чуть ли не мгновенно, по крайней мере именно таким все происшедшее осталось в моей памяти.
Китайская артиллерия сумела жиденько нам ответить, одна их граната разорвалась в нескольких метрах от нашего наблюдательного окопа и оглушила меня, а ком земли, долетевший до нас, сбил с ног. Через несколько секунд, преодолев подступившую тошноту, я поднялся и бросился к брустверу окопа. Открывшаяся картина была просто страшной, в предрассветных сумерках разгорающиеся пожары освятили енисейскую протоку между нашим берегом и Эрбекским островом. Она просто кишела плывущими китайцами, и передовые вражеские воины уже выходили на наш берег! Все это происходило в кромешной тишине, разрыв гранаты и ком земли хорошо оглушили меня.
Я резко сжал голову руками и ладонями коротко и сильно ударил себя по ушам, резкая боль, слух вернулся и я слышу треск винтовочно-ружейного залпа.
— Гвардия, беглый огонь! — громко, надрывая голос командует Казимир. Первые вышедшие на берег китайцы как подкошенные падают, но из воды выходят и выползают другие. До нашей траншеи от воды сто пятьдесят-двести метров, но их слишком много! Очень много!
Слева вижу Прохора, он то же стреляет по наступающим врагам. Хочу сказать, но получается хрип.
— Прохор, винтовку, — но верный слуга понимает и молча сует мне заряженное оружие. Я, практически не целясь, стреляю в набегающих китайцев и от грохота выстрела окончательно прихожу в себя. Вокруг меня молча и сосредоточенно ведет огонь моя команда.
— Ваша светлость, — ко мне подбегает кто-то из молодых докторов, слушателей медицинской школы, — Вы ранены, у вас голова в крови!
Я поворачиваюсь к Прохору и чувствую, как кровь начинает заливать лицо.
— Помоги, — Прохор быстро разрывает перевязочный пакет, быстро и ловко достает завёрнутую в пергамент спиртовую салфетку и протирает мне лоб.
— Зацепило видать камнем, рана небольшая, но перевязать надо, — и командует молодому доктору, — давай работай, что стоишь.
