Она чувствовала, что разрывает всякую связь со своим прошлым, со всем, что окружало ее до сих пор! Сердце ее забилось при этой мысли, она содрогнулась. «Нет, нет, — шептал ей внутренний голос, — иди, не останавливайся!» И она бросилась вперед по темным аллеям парка, будто испугавшись, что угрызения совести и воспоминания могут заставить ее вернуться назад. Как тень, как привидение, не касаясь земли, бежала Инес дальше и дальше.
В задней части парка находился большой павильон, вплотную примыкавший одной стороной к стене, окружавшей парк. В этой стене была пробита дверь, которая вела из павильона прямо на улицу. Инес знала, что граф, ее отец, часто пользовался этим выходом, знала также и то, что ключ от этой двери висел обычно в павильоне, на золотом гвоздике около самой двери.
Именно к этому выходу она стремительно шла по темным аллеям парка и вскоре была уже у павильона, расположенного среди густо сплетенных старых деревьев, скрывавших его высокие окна с разноцветными стеклами.
Дверь павильона была не заперта. Инес вошла, осторожно пройдя мимо стола, стоявшего посреди павильона, и высоких стульев, окружавших его, и подошла к двери, пробитой в стене.
Дрожащими руками она стала искать гвоздь, на котором обычно висел ключ. С замиранием сердца шарила она по стене, и, наконец, ее пальцы наткнулись на него. Торопливо сняв ключ с гвоздя, она отперла дверь, потом повесила ключ на место и, выйдя из павильона, очутилась на воле.
Впереди тянулась перед ней пустынная, мало населенная улица, на которой почти не было строений, с другой стороны была Прадо. Инес тихо прикрыла за собой дверь.
Но куда теперь? Вопрос этот, по-видимому, не приходил ей в голову.
Не думая об этом, она побежала вперед, как будто убегала от опасности, преследующей ее, вперед по темным улицам. Она сознавала одно — она свободна! Но при этом куда ни обращался ее блуждающий взор, везде встречала она непроницаемый мрак и туман! Бедное, беспомощное создание, что ожидает тебя впереди?
— Так ты знаешь ту девушку, которая находится в монастыре? — спрашивал один дон, закутанный в темный плащ, шедшего с ним рядом человека в легком полуплаще и в старой, потертой шляпе, надвинутой на глаза. Наступила поздняя ночь, и путники шли торопливыми шагами на улицу Гангренадо.
— Знаю ли я прелестную Амаранту? Странный вопрос, принц! Да, я ее знаю, — и мысленно прибавил: «Я любил ее прежде, чем ты узнал ее, и ты мне уступишь ее теперь, я отниму ее у тебя».
— Так ты говоришь, что мои поручения к ней исполнял именно ты?
— Это, кажется, удивляет вас, принц! Действительно странно, что, будучи сам влюблен в эту девушку, я передавал ей любовные письма другого, — сказал Изидор глухим голосом, ибо человек в коротком плаще был не кто иной, как он, а тот, к кому он обращался, был, конечно же, дон Карлос. — Да, — продолжал он, — часто, передав ваше письмо, я сам удивлялся, зачем я это делаю, не раз я называл себя ослом, но Амаранта меня оттолкнула и предпочла мне военного! Что делать, вы завоевали ее сердце, а не я! Будьте, впрочем, уверены, принц, что я ни разу не проговорился о вашем настоящем имени!
— И ты говоришь, что она в монастыре?
— Да, принц, она в монастыре. Амаранта должна вас забыть, а чтобы изгнать из ее сердца всякое воспоминание о вас, нужно, чтобы вы отреклись от нее, то есть вы должны заявить, что не имеете о ней никакого понятия, что совсем ее не знаете! Только так можно излечить ее от несчастной любви к вам. Средство жестокое, но что делать, иначе ее не исцелишь. Страсть в женщинах часто бывает столь сильна, что они делаются почти сумасшедшими, безумными и образумить их иначе, чем самыми энергичными средствами, просто невозможно.
— Так мне предстоит сделать одно — отречься, и больше ничего от меня не требуется! Но для этого не стоило приезжать и подвергаться опасности быть узнанным! Я тебе ее охотно уступлю и нимало не желаю продолжать с ней каких-либо отношений.
Изидор тихо засмеялся.
— Верю, принц, верю, — проговорил он. — Я, со своей стороны, тоже охотно предоставлю ее вам! Не очень-то приятно навязывать себе на шею девушку, покинутую любовником, да еще с ребенком, приятнее самому сорвать цветок и насладиться его ароматом, чем поднять с земли сорванный и брошенный другим.
— Что это значит? Не говорил ли ты сам, что согласен ее взять?
— Да, принц, я действительно говорил, что согласен сделаться вашим преемником!
— А теперь ты берешь назад свои слова?
— Сохрани Бог, принц! Изидор Тристани в этом отношении безупречен! Когда-нибудь вы узнаете, что я всегда держу слово, что на меня можно положиться, но поймите, что даром я не могу взять на себя такой обузы, за эту услугу я хочу получить вознаграждение! А уж тогда я все беру на себя! Я готов даже обвенчаться с Амарантой, если вы пожелаете, что навсегда освободит вас от всей этой истории, а на другой же день после свадьбы мы последуем за полковником Доррегараем на север! Я сгораю от желания попасть туда!
— Это справедливое требование, вознаграждение ты должен получить! Но во сколько же ты оцениваешь свою услугу?
— Очень дешево, принц, за такую услугу, да еще не забудьте, что я умею держать язык за зубами и что всякая тайна сохраняется во мне, как в могиле…
— Это превосходное качество, — проговорил принц. — Обладая им, ты можешь сделаться для меня человеком очень нужным и полезным.
— Его королевское высочество дон Альфонс хорошо знает, насколько я заслуживаю доверия! Вы видите сами, принц, я служу вам верой и правдой, хотя, честно сказать, я очень неспокоен с тех пор, как поступил к вам на службу, ибо мое пребывание близ городских стен с того времени, как я посетил Адский замок, стало смертельно опасно для меня. И все-таки, несмотря на опасность, я продолжаю служить вам, лишь бы доказать вам свою преданность.
— Говори же наконец, сколько ты хочешь получить.
— Я полагаю, принц, что десять тысяч реалов не будет слишком много за такую услугу. Подумайте, я женюсь, то есть обрезаю себе крылья! За десять тысяч реалов я беру все на себя, беру прошедшее, усыновляю ребенка, ведь это мальчик, не так ли? Его можно будет тотчас же окрестить, и я дам ему свое имя.
— А я тебе плачу десять тысяч реалов в Памплоне.
— В Памплоне, пусть будет так, — сказал недовольным тоном Изидор, обманувшийся несколько в своем ожидании получить деньги теперь же.
— Тебе это кажется слишком отдаленным сроком?
— Я бы желал получить деньги здесь, принц, я большой любитель их, особенно золота! Да к тому же имею некоторые обязательства.
— Хорошо, ты получишь их в монастыре!
— Превосходно, принц, одолжение за одолжение, — проговорил Изидор, и оба спутника повернули на улицу Гангренадо. — Кажется, вблизи никого нет, — продолжал он, — я не доверяю больше ни одному человеку! По-видимому, все спокойно!
