Но Харальд только засмеялся.
— Ты, епископ, и твои священники — мои пленники, — сказал он. — И ты провинился перед конунгом Норвегии. А за свою душу я сам отвечу.
Мы переночевали в одной усадьбе в Стьорадале. Харальд хотел спать со мной.
Я сказала, что не хочу этого, но сопротивляться не стала, он был как будто разочарован этим.
Всегда, когда я спала с Харальдом, даже в тот раз, я испытывала наслаждение. Но я постаралась не показать этого. Я лежала вялая и безучастная, как наложница, предоставив ему делать все, что он хотел.
Он безуспешно пытался разжечь меня, чего только он не придумывал. Но добился лишь того, что распалился сам. В конце концов он совсем обезумел от страсти и собственной беспомощности, на раненую руку он не обращал никакого внимания.
Все было кончено, я молчала. Только наблюдала за ним при свете жирового светильника. Он стиснул зубы.
— Чертовка! — процедил он.
— Вот как?
— Я тебя еще проучу, — сказал он. — Будь уверена!
— Можешь даже ударить меня!
Он не ударил. Зато встал и ушел.
Несмотря на то что была середина зимы, Харальд отправил епископа Авраамия и его священников через море в Исландию. Пусть будут благодарны, что остались в живых, сказал он.
Моих служанок он отдал в жены своим воинам, всех, кроме Предславы. Меня же держал в усадьбе как пленницу.
Я раздумывала, что мне теперь предпринять. Но мои возможности были очень ограниченны.
В один прекрасный день ко мне пришел Халльдор.
— Как ты не побоялся прийти сюда? — спросила я.
— Вряд ли настанет такой день, когда я побоюсь проведать своих друзей, — ответил он.
Мы не могли говорить откровенно, потому что были не одни. Но я сказала, что мне хотелось бы взглянуть на раку конунга Олава. И спросила, не передаст ли он мою просьбу Харальду.
— Зачем тебе это? — поинтересовался он.
Я рассказала ему, как Сигват скальд; который был скальдом конунга Олава и служил у него в дружине, приходил на наш корабль, когда мы стояли у Сэлы.
Харальд тогда хотел взять Сигвата с нами. Но Сигват сказал, что он болен и предпочитает остаться на Сэле до конца своих дней. Он сочинял поминальную драпу об Олаве Святом и думал закончить ее там, где Олав впервые сошел на берег, когда вернулся в Норвегию, чтобы завоевать власть и державу. Сигват надеялся, что закончит драпу до того, как умрет.
Я разговорилась с ним и от него в первый раз услышала о святой Сунниве. Кроме того, я расспрашивала его об Олаве Святом.
— Какой он был, Сигват скальд? — спросил Олав. — Я много слышал о нем, и мне он кажется сказочным великаном.
— Нет, великаном он не был, он был не выше среднего роста. А когда я его видела, он был уже слаб и у него болели ноги, вскоре после этого он умер.
Больше всего в Сигвате меня поразили его глаза. Они светились жизнью. Когда он что-нибудь рассказывал или произносил висы, люди слушали его как зачарованные.
Харальд тоже любил слушать его, и те три дня, что мы стояли у Сэлы, Сигват провел у нас на борту.
Все это я рассказала Халльдору и прибавила, что после рассказов Сигвата о святом конунге мне захотелось пойти в церковь святого Климента, чтобы еще раз взглянуть на раку Олава.
Халльдор, не мешкая, передал мою просьбу, и в тот же день меня отвели к Харальду.
— Хочешь пойти в церковь святого Климента? — спросил он. — Что тебе там понадобилось?
Его подозрительность рассердила меня. Я объяснила Халльдору, почему мне хочется в церковь святого Климента, и это была чистая правда.
— Молиться за твою душу, господин, — ответила я.
Он вздрогнул и посмотрел на меня тяжелым взглядом. И первый раз не нашелся что ответить.
Я получила разрешение пойти в церковь святого Климента, но в сопровождении стражи. Больше он мне не доверял.
Когда мы пришли, вечерня уже началась, я преклонила колена в самом конце церкви, по бокам стояли два вооруженных стража.
В церкви было несколько священников, а также епископ Бьярнвард, который был епископом в дружине Магнуса.
Я молилась, не обращая ни на кого внимания.
Меня радовало, что я могу молиться за душу Харальда. Там, в церкви, я вдруг вспомнила то, чему меня учили в детстве.
В человеке борются две воли — одна божественная, которая заставляет его стремиться к свету и к Богу, а другая — земная, которая толкает его на грех. Я поняла, что только земная воля могла заставить Харальда поступить так, как он поступил. Ему нужна Божья помощь, чтобы он смог спасти свою душу.
А ведь прежде я молилась за него совсем по-другому!
Кто-то остановился передо мной, и я подняла голову. Это был епископ Бьярнвард.
Он перевел взгляд с меня на моих стражей.
Я хотела встать, но он сделал знак, чтобы я осталась коленопреклоненной. И там, в церкви, он благословил меня:
— Да благословит и сохранит тебя Господь! Да пребудет с тобой милость Господня, да осенит тебя его лик! Да обратит на тебя Господь око свое и ниспошлет мир душе твоей!
Все это он произнес по-норвежски, а не на латыни. Ему хотелось быть уверенным, что я его поняла.
Вскоре я узнала, что Харальд разгневался на Халльдора за то, что тот посетил меня и передал ему мою просьбу.
Халльдор лишился прежнего почета и уважения в дружине Харальда.
Зато Ульв, который никогда не перечил Харальду, стал лендрманном и получил лен в Трондхейме, он поддерживал Харальда в его борьбе с Эйнаром Брюхоторясом. Кроме того, конунг сделал его своим окольничим. Говорили, что Ульв должен жениться на Йорунн, сестре Торы, и стать зятем конунга.
Я же ломала голову над тем, как мне поговорить с епископом Бьярнвардом.
Все оказалось проще, чем я думала.
Харальд уехал на тинг в Фросту, и, как только он покинул пределы посада, епископ прислал за мной.
Не знаю, кто распорядился, чтобы меня отвели к епископу, хотя и под охраной. Но епископ Бьярнвард умел заставить людей повиноваться себе, такие, как он, не терпят возражений.
Он хотел говорить со мной наедине, и воля его была исполнена.
Мы долго беседовали.
Я рассказала ему все, что случилось, в том числе между мной и Магнусом, — все, кроме моего подозрения, что Харальд виновен в смерти Магнуса.
— Дочь моя, — сказал епископ, когда я кончила свой рассказ, — вас гнетет вина за то, что случилось с конунгом Магнусом?
Я была удивлена и подумала, прежде чем ответить.
— Да. Мне кажется, что я виновата в его смерти. Я думаю, что тот великий грех, от которого Олав Святой предостерегал Магнуса во сне, состоял в том, чтобы убить Харальда и взять меня в жены.
Мне вдруг многое стало ясно: я поняла, что не только рассказ скальда Сигвата заставил меня прийти к раке Олава Святого в церкви Климента, ведь там был похоронен и Магнус.
