Но вместо холодного железного острия на него рухнуло что-то большое, мягкое и теплое. Еще теплое. С торчащим в спине ассегаем. И что ж эти трупы за моду такую взяли – на живых людей падать?
* * *
Безрассудная атака Шахова продолжалась не более тридцати секунд, но она в корне изменила ход сражения. Какака все-таки оказался хорошим командиром и мгновенно оценил обстановку. Герой-одиночка отвлек внимание противника. Даже те, кто стоял далеко от места основных событий, пытались разглядеть подробности. А про остальных кумало они словно забыли. И Какака решился на контрнаступление.
Первым делом во врага полетели ассегаи. И никогда прежде они не показывали себя таким грозным оружием. В считанные секунды сибийя и их союзники зунгу потеряли почти полсотни бойцов. Просто потому, что не все успели поднять щиты или хотя бы уклониться, нагнуться, отпрыгнуть в сторону. А те, кого летящая смерть обошла стороной, все равно растерялись. Они тоже никогда не видели, чтобы ассегаи так выкашивали строй. А когда начали приходить в себя, кумало уже приближались к ним, размахивая на бегу тяжелыми палицами. И опять не все успели подготовиться к отражению атаки. Первая шеренга сибийя и так была основательно прорежена, а после столкновения с врагом от нее и вовсе ничего не осталось. Вторая отступала, пока не уперлась в третью, и хотя продолжала пятиться дальше, но строй до поры до времени не ломала.
Но тут из-под кучи трупов выбрался тот самый вымазанный в белой глине[68]кумало, который не побоялся в одиночку схватиться с целой армией. Многие видели, как он падал на землю, сраженный двумя мощными ударами, а теперь вдруг опять поднялся, живой и невредимый. Да еще и прорычал свой непонятный боевой клич. Тут без колдовства никак не обошлось, раз его никакое оружие не берет. А колдунов сибийя и зунгу боялись ничуть не меньше, чем их соседи – ндвандве и кумало. И когда зачарованный воин, чуть прихрамывая и потрясая в воздухе своим страшным, небывалых размеров ассегаем, снова бросился на них, кое у кого просто не выдержали нервы.
Паника, как известно, подобна обвалу в горах. Один камень сорвется с места и потащит за собой еще десяток, а те – уже сотню. Через несколько мгновений войско сибийя, даже со всеми потерями по-прежнему не уступающее противнику в численности, без оглядки улепетывало с поля боя. А за ними мчались и никак не могли догнать торжествующие воины кумало.
Шахов в погоне не участвовал. Проковылял метров сто и бросил это безнадежное дело. Ему и со здоровыми ногами за ними было бы не угнаться, а сейчас какие могут быть бега, когда просто ступить больно. Боевое состояние улетучилось, на смену пришли апатия и усталость, как будто Шахов только что две смены отработал на лесоповале. Он уселся прямо на землю, вытянул ноги перед собой, попытался рассмотреть порез, но вскоре бросил и это занятие. Не хотелось ничего делать, ни о чем думать. Пожалуй, принять душ он бы сейчас не отказался, но здесь и слова-то такого не знают. Тогда хотя бы искупаться. Кажется, они к реке направлялись? Так и где же она? Надо бы спросить у кого-нибудь, но сил не хватает даже для того, чтобы пошевелить языком.
– Что с тобой? Ты не ранен?
Какака, проходя мимо, обратил внимание на белокожего солдата, неподвижно сидевшего прямо на земле, в нарушение обычаев кумало, и сам опустился на корточки рядом с ним.
– Нет, не ранен, – через силу выдавил из себя Андрей. – Только ногу порезал.
Слова сейчас казались лишними, ненужными. Но приходилось что-то отвечать, чтобы не создавать вокруг себя еще большую, еще сильнее утомляющую суету.
Однако командир отряда никак не хотел оставить его в покое. Он восхищенно прищелкнул пальцами и торжественно произнес:
– Клянусь здоровьем своей матери, ты великий воин, Шаха! И невероятно удачливый. В одиночку сражался с целой армией врагов и всего лишь порезался. Ты, наверное, и льва смог бы победить?
– Льва? – безразлично переспросил Шахов. И кивнул: – Да, мне нужно победить льва.
На самом деле ему сейчас ничего не было нужно. Только бы оставили в покое. Но он вдруг поймал себя на том, что не помнит, на кой черт ему сдался этот лев, с какого перепуга он должен его побеждать. И в то же время прекрасно сознает, что это почему-то очень важно. Но что «это»?
Шахов забеспокоился. Не начинает ли у него клинить башню? А может, ему все-таки досталось сегодня по голове, просто он в пылу сражения ничего не заметил, не почувствовал? Он даже решил на всякий случай проверить, нет ли на затылке запекшейся крови, но лишь обломал неловким движением перо из своего роскошного головного убора, сплюнул с досады и окончательно пришел в себя. Вспомнил и про льва, и про многое другое.
– А что с Бонгопой? – встревоженно спросил Андрей, мысленно обругав себя последними словами за забывчивость. – Жить будет?
Кумало ошеломленно посмотрел на него. А Шахов опять сплюнул. Мать честная, да что ж это с ним такое сегодня творится! Откуда этому дядьке знать, будет жить Бонгопа или умрет? Он же не доктор и даже не колдун.
– Ньянга что сказали? – пояснил он Какаке.
– Они сказали, что нужно отнести тяжело раненых в крааль.
– Почему отнести? Он же в плечо ранен. Или так засадили, что он сам идти не может?
– Нет, может.
– Так зачем же нести?
– Ньянга сказали.
Шахов по привычке хрустнул костяшками пальцев. М-да, все-таки свои ребята. Хоть и черные, но свои. Квадратное катаем, круглое носим. Но только по приказу из штаба округа.
– Ну и как, отнесли?
– Нет еще.
Да что ж он, честно слово, как пленный партизан на допросе! Каждое слово из него нужно под пыткой вырывать.
– Так веди меня к нему!
Андрей вскочил и тут же едва не застонал. Все-таки ногу он разрезал капитально.
– Больно? – совсем по-детски спросил Какака. – Посиди здесь, я сейчас позову ньянга.
Шахова передернуло. Только не это! Шаманского бормотания и вонючих мазей он точно не выдержит. Лучше уж самому дохромать до реки и там промыть рану. А потом можно приложить к порезу столетник, благо он здесь растет не в горшочках на подоконнике, а сам по себе[69], перевязать какой-нибудь относительно чистой тряпкой или сплетенной из травы веревкой. А колдуны пускай с местными разбираются.
– Не стоит, – прошипел он сквозь зубы. – Как-нибудь сам справлюсь. Пошли!
Какака испуганно вцепился Шахову в руку и наконец разговорился:
– Нельзя тебе туда, Шаха, никак нельзя. Ты ведь еще не очистился после боя, не обтер топор. Если принесешь с собой злых духов, ньянга очень рассердятся.
– Чего я там не обтер? – удивился Андрей.
Ах да! Был такой разговор. Кузнец уверял, что любая согласится помочь, и с удовольствием. Только где ж их искать, этих любых? И так на ногу не наступить, а теперь еще и за девками гоняться придется.
