– Давайте лучше я сам вам кое-что расскажу, и тогда вы составите окончательное мнение о небылицах, которые ходят на мой счет.
– Что ж, начинайте.
И лейтенант начал.
Большая часть того, что он торопливо, страстно, но подробно поведал отцу Хавьеру и кардиналу, описана в предыдущих главах. Надо сказать, что монах в отличие от всех тех офицеров и генералов, с которыми Мартину де Варгасу довелось беседовать перед своей отставкой и после нее, отнесся к словам лейтенанта с полным доверием. Этим он не удивил рассказчика, но позабавил кардинала. Тот не мог понять, почему монах не поверил до конца рассказу Антонио Колоны (кардинала ознакомили с его записью), столь внешне достоверному, но внимает со столь серьезным интересом баснословным бредням лейтенанта.
Впрочем, отцу Хавьеру виднее, он не раз уже доказывал это. Его преосвященство решил не вмешиваться, каким бы причудливым путем ни пошло развитие событий.
– Итак, вы утверждаете, что план генерала Тобареса был хорош.
– Клянусь святыми дарами, да! По крайней мере в той части, что была мне им открыта. Если и можно было схватить Краснобородого, то лишь тем способом, который предложил генерал. Именно поэтому я с такой страстью выполнял его распоряжения.
– Приказы дона Афранио Гомеса вас не вдохновляли, насколько я понял?
– Да. Капитан был славный человек и хороший комендант для мирного времени. Но когда мирное время кончается, нельзя оставаться хорошим человеком, надо становиться хорошим военным.
Молчаливый Педро внес большой длинногорлый кувшин и молча поставил на стол перед офицером.
– Это козье молоко, подкрепите свои силы.
– Когда я на свободе и могу заниматься любимым делом, мои силы восстанавливаются сами собой.
– Налейте, святой отец, мне,– попросил кардинал. Взяв в длинные, со слегка припухшими суставами пальцы чашу, он снова отошел в угол и там тихо устроился. Его не оставляло ощущение некоторой странности происходящего. Вот он, второе лицо в государстве по своему значению и влиянию, присутствует при не вполне понятном действе и не испытывает неудобства от того, что оттеснен на его периферию, отставлен в сторону. Выуживаемая из хаоса слов истина ему интереснее, чем его положение в происходящем.
– Чем же вы, как я вижу, человек, сведущий в военном деле, объясняете тот факт, что такой замечательный план, да еще сохранявшийся в тайне, провалился?
– Этот вопрос мучает меня даже больше, чем вас, святой отец.
– Не было ли шпиона на корабле генерала Тобареса? В его окружении?
– Я не могу ручаться за то, что шпиона не было, но я не понимаю, как бы этот шпион успел добраться до расположения Харуджа за то время, что было в его распоряжении. Не говоря уж о том, откуда бы Краснобородый взял время подготовить встречный план.
Отец Хавьер обмакнул губы в прохладную белую жидкость.
– А не может ли быть объяснением то соображение, что Харудж подготовил свой план заранее и пустил его в ход только после того, как получил сообщение о прибытии испанского генерала?
Мартин де Варгас на минуту задумался над этим мудрено построенным вопросом.
Монах сделал жест рукой, освобождающий лейтенанта от необходимости отвечать.
– Мы рискуем незаметно перейти в стихию чистых домыслов, а наша цель не придумать красивое объяснение, а объяснить, что произошло.
– Думаю, что именно это наша цель, святой отец.
– Тогда проследуем дальше. Вы упомянули о том, лейтенант, что помимо огромного азарта, радости, что вы можете проявить себя во всем блеске и с наибольшей пользой, вы почувствовали, как вам кто-то как бы начал противодействовать. Так ли я вас понял?
– Так, святой отец. Все мне стали твердить одну и ту же фразу.
– «Мартин де Варгас, ты не победишь!» Да?
По телу офицера пробежала слабая дрожь.
– Да, святой отец, да!
– Совершенно незнакомые люди, люди, которых вы видели впервые, говорили вам эти слова?
– Правильно.
– Кто сказал их первым?
– Какой-то погонщик, бербер.
– Погонщик верблюдов?
– Нет, кажется, нет. Ослы! Он вел осла. Одного или двух.
– И, проходя мимо…
– И, проходя мимо, бросил: «Мартин де Варгас, ты не победишь!» Не поворачивая головы в мою сторону.
– Второй?
– Второй? А второго не было. То есть, наверное, был, потому что я слышал его голос. Из шатра базарного брадобрея. Я откинул полу, нет, я распорол ее шпагой и увидел, что там внутри никого нет. Потом это продолжалось. Продолжалось как наваждение.
– Что значит «наваждение»?
– У меня создалось такое впечатление, что и камни дорожные, и акации, и птицы – все они кричат мне эти слова.
– Слышал ли их кто-нибудь из вашей команды?
– Нет, что вы, святой отец, нет. Кроме того, я был уверен, что никто из солдат их услышать не может. Они были предназначены для меня. Меня одного!
– Но вы не поверили этим странным предостережениям?
– Вспомните мои дальнейшие действия, святой отец, и получите ответ.
– Может быть, они испугали вас?
– Ни в малейшей степени. Признаться, они меня только раззадоривали. И, как оказалось, не правы были скорее предупреждавшие, чем я. Форт Пеньон я все-таки отвоевал. Пусть всего на одну ночь, но отвоевал. И именно тогда, во время его краткой обороны, я понял…
Лейтенант запнулся, словно дошел в своих речах до порога, который ему не следовало переступать.
– Что же вы остановились?
Мартин де Варгас помрачнел:
– Я все сказал.
Отец Хавьер и кардинал переглянулись. Каждый из них что-то понял, но одно и то же ли поняли они оба? Его преосвященство решил, что наконец пришло время ему выйти на первый план. Он встал, отнес к кувшину свою едва надпитую чашу и остановился за спиной у лейтенанта.
– Насколько я могу судить о ваших планах на будущее, исходя из ваших мадридских поступков, вы планируете в самом скором времени вступить в войну с краснобородым пиратом?
– Свои планы на будущее я ни от кого не скрывал и не скрываю. А к генералу де Наварро я забрался в дом, чтобы изложить ему с глазу на глаз технические подробности этих планов. Всевышний смотрит сейчас в мое сердце и видит, что я не лгу. Никаких планов относительно его дочери я не имел и иметь не мог.
– Можете не продолжать, мы вам верим. Скажите вот о чем. Каким вам мыслится ваше участие в этой будущей войне? И почему вы уверены, что такая война будет?
Лейтенант усмехнулся и, попытавшись заглянуть себе за спину, едва не свалился со стула.
– Вы говорите так, будто необходимость войны с Краснобородым живет только в моей несчастной голове. Неужели и вам я кажусь лишь одержимым воякой-самоубийцей, который придумал такой сложный и дорогой способ расставания с жизнью?
