Метис передал капитану привет от бушхедера, который когда-то выдал Помпонио. Мол, тот готов забрать остаток денег за прошлую услугу и еще десять тысяч пиастров за новую.
– Мой амиго знает, – говорил Мудо, – что у сеньора Гереры есть деньги, чтобы заплатить старому приятелю за красотку…
– Что с моей сестрой? – прервал дон Луис доносчика.
– Мой друг говорит, что сеньорита жива и здорова и вовсе не скучает в его обществе…
– Передай своему амиго, что он будет болтаться на суку, если с донны Марии упадет хоть волос…
– Хорошо, сеньор. Мой друг предлагает встретиться послезавтра у меня на ранчо, когда зайдет солнце… Он говорит, что индейцу верить нельзя. Помпонио обманет сеньора. А мой друг готов сообщить, где краснокожий и сеньорита. Только он хочет, чтобы вы были один, сеньор, с деньгами и без оружия.
– Я приеду.
Вручив Мудо несколько монет, капитан выпроводил метиса и пригласил в кабинет Гереру и Завалишина. Понимая, что разговор будет непростым, он нарочно хотел, чтобы при нем присутствовал русский, которому доверял больше, чем Герере.
Прочитав папелету – записку, протянутую ему капитаном, Герера разразился потоком проклятий:
– Индейская собака, он смеет угрожать мне! Он будет проклинать день, когда увидел солнце! Где этот мерзкий ублюдок?
– Остынь, Гомес. Скажи лучше, что это за камень духов, о котором пишет индеец?
– А, это… Индейская дурость, кусок кожи и какая-то труха, завернутая в ней… Хотя краснокожие дорожат ей больше, чем жизнью… Я не раз уже проделывал такой фокус: стоит отнять у индейца его ладанку, и он становится ручным, как кречет с завязанными глазами.
– Что-то не похож ваш Помпонио на ручного сокола… – заметил Завалишин, устав от роли молчаливого наблюдателя.
Герера зыркнул на него:
– Вы, сеньор, здесь без году неделя и многого еще не знаете. По-настоящему ручным может стать только тот краснокожий, который отправился, как они говорят, охотиться в прерию предков…
– Сеньоры, не стоит спорить, – сказал дон Луис. – Это еще не все новости.
Слова о требовании выкупа вызвали новый приступ гнева у Гереры.
– Десять тысяч пиастров! Да твой лазутчик просто сдурел! Где мы возьмем эти деньги? – бесновался он.
– Говорят, у тебя они есть…
– Кому какое дело до моих денег!
– Но, сеньор Гомес, ведь речь идет о спасении вашей невесты, – снова вставил свое замечание русский. – Разве жизнь сеньориты Марии можно измерить деньгами?
Герера скрипнул зубами, но неожиданно согласился, пообещав, что сейчас же направит нарочного к управляющему своей гасиенды за необходимой суммой.
– К исходу завтрашнего дня деньги будут здесь… Кроме того, у нас сестра краснокожего…
– Нужна ли она для обмена, если нам и так будет известно, где сеньорита Мария? – спросил Завалишин.
– Рисковать не стоит… На всякий случай надо взять индианку с собой, – сказал дон Луис и добавил спустя мгновение: – Я сейчас же направлю дозорных осмотреть окрестности ранчо Мудо: хочу быть уверен, что он не ведет двойную игру… Хотя, когда мы взяли Помпонио в первый раз, ни метис, ни его знакомый бушхедер нас не подвели.
– Вот это верно, Луис, осторожному и Господь помогает, – поддержал капитана Герера. – Я готов сам съездить на разведку…
Еще два дня прошли в ожидании встречи, которую назначил доносчик. Наконец отряд выступил из президии. До ранчо метиса добрались без происшествий, когда солнце уже клонилось к закату. Лагерь разбили в небольшой дубовой роще милях в трех от жилища Мудо. Перекусили вяленым, сильно проперченным мясом, и дон Луис, как и было условлено, один отправился на встречу с бушхедером. На седло впереди себя он положил сумку с деньгами, накануне доставленными из Монтерея. Оружия брать не стал, несмотря на уговоры Гереры и доводы русского лейтенанта.
– Мне бояться нечего! Это моя земля… – отрезал дон Луис и пришпорил коня.
Солнце тем временем скрылось за грядой облаков у горизонта. Наступили сумерки, когда тьма еще не вступила в свои права, но очертания предметов уже становятся нечеткими и даль скрыта в серой дымке. К моменту, когда Аргуэлло въехал в ворота ранчо, сумерки еще более сгустились, но двор был хорошо виден в свете костра, предусмотрительно зажженного хозяином. Дон Луис сумел разглядеть коня, привязанного у коновязи, и заметил, как покачнулись оконные створки жилища метиса.
Капитан спешился и неторопливо привязал жеребца рядом с чужим скакуном, стать которого он сразу оценил взглядом опытного наездника. Затем Аргуэлло снял сумку с седла и пошел к костру, показывая, что никого не боится.
И все же дон Луис вздрогнул, когда над самым ухом раздалось:
– Буэнас ночес, сеньор!
Аргуэлло обернулся – перед ним, опираясь ладонями на ствол карабина, стоял низкорослый бушхедер, старый знакомый капитана, если так можно сказать о человеке, имя которого тебе неизвестно.
– Где хозяин? – едва кивнув, спросил дон Луис, давая понять, что приехал сюда не любезничать.
– Я отослал Немого прочь. Согласитесь, капитан, наше с вами дельце не нуждается в свидетелях… Деньги привезли?
– Вот. Здесь все, как ты просил, можешь не пересчитывать… Где сеньорита?
– Одну минуту, сеньор. Сейчас вы все узнаете и о сеньорите, и еще кое о ком… Я только приторочу к седлу мои деньги… Знаете ли, так мне будет спокойней! – бушхедер, по-кавалерийски переваливаясь с ноги на ногу, направился к своему коню и принялся рассовывать мешочки с пиастрами по седельным сумкам.
В этот момент дону Луису показалось, что в конце двора промелькнула тень.
– Кто здесь? – окликнул он и, не получив ответа, обратился к бушхедеру, настороженно озирающемуся по сторонам: – Ты не один?
– Со мной никого нет… – отвечал тот и добавил зло: – А может, это вы обманули меня, сеньор, и явились сюда с рейтарами? Ну, тогда вам не узнать, где та, которую ищете!
– Нет, сержант, сеньор тебя не обманул, я пришел сюда сам… – сказал, вышагивая из темноты, человек с черным платком на лице. – Надеюсь, ты узнал мой голос, амиго?.. Да не гляди на свой карабин! Разве так встречают старых друзей?
– Это вы, командир? – голос бушхедера дрогнул.
Узнал человека в черном и дон Луис.
– Назад, Герера! – крикнул он полковнику, но было поздно.
Бушхедер рванулся к прислоненному к углу дома карабину.
Герера выбросил вперед правую руку. Что-то блеснуло в свете костра, и разбойник начал оседать набок, подминая сумку с пиастрами.
