Покосившись на Тарика, Герольт увидел, что и его лицо будто окаменело. Казалось, взгляд друга остановился на какой-то воображаемой точке за воротами города. Так же выглядели Вильгельм де Кафран и Вильгельм де Вилье, крестоносцы и ветераны ордена тамплиеров, представители древних родов, которым выпала неблагодарная миссия — передать султану предложение короля.
— Готовы ли господа тамплиеры? — спросил караульный, охранявший ворота под башней Святого Николая.
Вильгельм де Вилье обменялся со своим напарником быстрым безмолвным взглядом и кивнул.
— Откройте ворота и опустите мост! — приказал он и натянул поводья.
Ворота раздвинулись, и подъёмный мост, гремя цепями, опустился. Тень крепостной стены скользнула по рыцарям, когда они выехали из надёжно укреплённой башни. Брусья моста прогудели под копытами их лошадей. И всадники через открытое поле поскакали к лагерю мамелюков.
Необычная, напряжённая тишина царила на поле, разделявшем врагов. С обеих сторон замерли катапульты и камнемёты. С помощью флагов Аккон сообщил султану об отправке послов, эти знаки были замечены и поняты. После непрерывного, продолжавшегося неделями обстрела эта невероятная тишина казалась более грозной, чем звуки самой ожесточённой битвы. Ни жужжание стрел, ни разрывы лопающихся горшков со смертоносным огнем, ни треск дерева и каменной кладки, ни боевые кличи не доходили до их ушей. И все же в воздухе висела смертельная опасность. Казалось, её можно было потрогать руками.
Их путь проходил меж двух осадных башен, стоявших вдалеке от лагеря. Прислуга башен молча, с неприкрытой ненавистью проводила посольство взглядами. Казалось, мамелюки только ждали приказа, чтобы броситься на тамплиеров и уничтожить их.
— Отважен вор, идущий с лампой в руке, — проговорил Тарик тихо. Услышать левантийца мог лишь Герольт, который и ответил ему кривой улыбкой.
— Великий магистр правильно сделал, что не послал Мориса и Мак-Айвора, — сказал он. — Наверное, и нам следовало бы больше думать о задании аббата Виллара, чем о своей тамплиерской чести.
— Конечно, следовало бы, — согласился Тарик.
Они снова замолчали, стараясь держаться поближе к послам короля.
До первого ряда палаток у подножия холма Тель-эль-Фукар оставалось проскакать ещё с полмили, когда из тени деревьев на холме им навстречу двинулась группа всадников. К послам ехал султан эль-Ашраф Халил собственной персоной. Султана сопровождали его ближайший помощник эмир Шудажай и дюжина воинов. Острия копий и кривые сабли охранников сверкали на солнце.
Юный эль-Ашраф Халил был одет в белый, шитый золотом кафтан со свободными рукавами. Белым и тоже изготовленным из ткани тончайшей выделки, был и его тюрбан, украшенный золотым полумесяцем. Ятаган, золотые ножны которого покрывали драгоценные камни, был заткнут за белый шёлковый пояс. Украшенная витиеватым орнаментом рукоятка кривой сабли доходила почти до подбородка на выразительном лице с ясными глазами. В своем простом и одновременно роскошном наряде султан на чёрном арабском жеребце выглядел очень внушительно. Сапоги султана были сделаны из тонкой мягкой кожи и снабжены шпорами. Ногами он упирался в серебряные стремена.
Уже с первого взгляда султан производил впечатление военачальника, сознающего свою силу и не нуждающегося в роскошном наряде, чтобы это показать. На эмире также была белая одежда и белый тюрбан — правда, без золотого украшения.
Эль-Ашраф Халил и его спутники отъехали от холма на пару сотен шагов и остановились в ожидании послов.
Тамплиеры остановили своих коней рядом с лошадьми султана, эмира и охранников, свирепо смотревших на рыцарей.
Вильгельм де Вилье, назначенный старшим, поднял руку:
— Салам! Мир да пребудет с тобой, султан эль-Ашраф Халил! — начал он с предписанной почтительностью. — Наш король через своего покорного слугу, тамплиера Вильгельма де Вилье, и его провожатых велел передать тебе своё приветствие.
— Салам! — сдержанно ответил султан, но тут же насмешливо спросил: — Ты говоришь от имени безумца, который все ещё называет себя королём Иерусалима, хотя священный город уже больше ста лет очищен от неверных христианских собак?
— Я говорю от имени короля Генриха Второго, — дипломатично ответил благородный рыцарь. — Он послал нас к тебе…
— Надеюсь, он послал вас, чтобы передать мне ключи от города, потому что понял бессмысленность сопротивления, — оборвал его султан.
«Плохое начало переговоров!» — подумал Герольт. Он старался не встречаться глазами с колючими взглядами охранников.
— Нет, ключи от Аккона я тебе не принёс. Мне поручено передать тебе от имени нашего короля предложение о выплате дани, — спокойно сказал Вильгельм де Вилье. — Прошлым летом против мусульман были совершены преступления, виновников которых король и городские бароны сурово покарали. За несправедливость в отношении мусульман жители города готовы выплатить возмещение в размере тридцати тысяч венецианских цехинов.
— Вы хотите выплатить дань? Сейчас, когда Аккон готов пасть? — насмешливо воскликнул эмир.
Султан взмахнул рукой так, будто отвергал предложение или отгонял назойливую муху.
— Мне не нужна дань! Мне нужен Аккон! И клянусь небесным троном Аллаха, город падёт! Ваши дни сочтены, рыцари креста! Такова воля Аллаха, и хвала Владыке Мира, который дарует нам эту победу над неверными!
Посол короля, благородный дворянин, сохранял спокойствие. Ни одна черта на его лице не дрогнула. На заверения эмира он не обратил внимания.
— Ты осторожный властитель и великий воин. Ты укрепил славу своего отца в первый же год собственного владычества. Твои храбрость и заслуги займут немало место в исторических хрониках, — сказал он льстиво и предостерегающе одновременно. — Но постарайся оценить также мужество и стойкость наших войск. Ведь многие военные походы, уже считавшиеся победоносными, оборачивались совершенно иначе.
— Вы, рыцари-тамплиеры, по праву славитесь мужеством и великой храбростью. И это вы в достаточной мере проявили в сражениях, — холодно ответил султан на комплимент. — Но на этот раз Аккон не удастся спасти от завоевания. Судьба горожан заботит меня так же мало, как тявканье собаки. Но как бы ни был безумен ваш король, я не могу отказать ему в уважении, поскольку он приехал сражаться, несмотря на молодость и болезнь. Поэтому во славу Аллаха я готов оказать незаслуженную милость и проявить мягкость. Я сохраню жизни горожанам, если вы признаете своё очевидное поражение и пообещаете, что сегодня король сдаст мне Аккон!
