Досадно, что франки нуждались в некрещённых лекарях, но христианская ученость принадлежит людям церковным и потому почти вся направлена на наиважнейшие божественные вопросы: на сочетание христианского богословия и мудрости античного мира, на постижение веры сознанием, на рассмотрение нравственных дилемм, а не на лечение вульгарной оспы или горячки. Заботы о телесных потребностях и нуждах остались в христианском мире на долю невежественных, не владеющих латынью мирян. И хоть все Божественное откровение принадлежит латинянам, немалая толика мирского хитроумия досталась и басурманам. И если язычник готов облегчать страдания христиан, неужели благочестие требует запретить ему это и обречь их на муки и смерть?
Из милосердия и ради любви к ближнему патриарх позволит египтянину практиковать его бездуховные, но покамест неизвестные латинянам умения, ибо Эмери Лиможский мечтает не только о мирской победе франков, но и о победе более полной – о торжестве духа, мысли и умений латинян над всеми еретиками и неверными. Ученый патриарх представил, как быстро христиане превзойдут все другие народы, если будут готовы так же жадно, как мусульмане, перенимать полезные знания у чужеземцев. Именно франкам суждено принести западному миру все достижения басурман.
К тому же назначение будет приятно молодой княгине, настойчиво просившей за лекаря. И иерарх, не обращая внимания на недовольный ропот своих благоразумных каноников, придвинул пергамент и размашисто подписал разрешение александрийскому медику Ибрагиму ибн Хафезу аль-Дауду врачевать на всей территории княжества Антиохийского.
Преподобный отец Мартин уверял, что Божий мир устроен так разумно, что торжество праведных и конечное воцарение мира Божьего на земле наступит, если каждый будет добросовестно исполнять свои обязанности.
Так, например, князь неустанно вел войны.
Даже в тихие дни Раймонд готовился к предстоящим походам: проводил учения в казармах, пополнял запасы оружия в арсенале, укреплял фортификации, объезжал подвластные Антиохии крепости, проверял их состояние и готовность гарнизонов к любым неожиданностям. Он навещал вассалов – богатых и могущественных Мазуаров, хозяев Бюрзея, Харима, Манселя, Сюрдеваля, вместе с ними планировал грядущие кампании. От весеннего посева и до сбора урожая армия патрулировала княжеские земли.
В отсутствие князя все важные решения принимал патриарх, он же заменял Пуатье в княжеском суде. Раймонду также помогали управлять княжеством коннетабль, сенешаль и прочие всесильные мужи. Хозяйственные вопросы решали сирийские администраторы, поскольку князю было недосуг и неохота проверять подсчеты недоимок феллахов и городских ремесленников или вникать в споры с итальянскими купцами. Они же следили за ремонтом церквей и возведением новых рыночных рядов. Секретари – греки Ираклий и Феофан, оба серьезные, неулыбчивые, с длинными завитыми бородами, знали с точностью до последнего обола, сколько приносит тот или иной домен, кому принадлежит каждый антиохийский фьеф и сколько потребно деревень для содержания гарнизона крепости. С утра до вечера они вычисляли на счетах из слоновой кости налоги, пошлины, расходы и доходы княжеского хозяйства.
В цитадели, в донжоне и в казармах проживали стражники, челядь, егеря, конюхи, кузнецы и юные дамуазо – пажи, валеты и оруженосцы. В замке постоянно останавливались знатные гости из Иерусалимского королевства и даже из Европы. Обо всех приходилось заботиться. Этим, а также заготовкой припасов занимался кастелян со своими помощниками. Церемониймейстер проводил многочисленные празднования и устраивал торжественные процессии, капеллан раздавал княжескую милостыню городским беднякам.
Повара и кухарки непрерывно коптили и солили мясо и рыбу, жарили свежую дичь – зайцев, косуль, журавлей, цапель, засахаривали фрукты – от айвы до крохотных яблочек, сушили виноград на изюм и давили его на вино, сбивали масло, варили хмельное пиво, зловонные сыры и благоухающее лавром мыло, неустанно пекли хлеба. Прачки стирали, конюхи ухаживали за лошадьми, слуги лепили восковые свечи, грели воду, меняли постельное и столовое белье, перетряхивали или пересыпали перины, мели и застилали свежей соломой полы в задних помещениях, чистили ковры в парадных покоях.
Грануш зорко следила, чтобы ни у одной женщины в замке, даже у придворных дам, не оказалось праздных рук – все, у кого не находилось другого дела, вышивали или пряли шерсть. Из полученной пряжи ткали зимние теплые плащи, одеяла, ковры, попоны, шили плотные поддевы под кольчугу.
А все остальное бремя забот без жалоб несла Констанция. Пуатье во всем мог смело положиться на «свою разумную и добросовестную княгиню». Секретари приносили ей на подпись приказы и документы, начерченные на свитках из овечьей кожи, бережно разворачивали пергаменты, невнятно бормотали в бороды скупые пояснения – шла ли в хартии речь о даровании привилегий рыцарям или о новых повинностях горожан и торговцев. Показывали, где ставить подпись. Княгиня обмакивала заостренное перо в чернила из вываренной древесной коры, старательно выводила свое имя и титул, аккуратно выдавливала на воске княжескую печать. Ее личный секретарь, армянин Севак, который был помоложе и подобрее суровых Ираклия и Феофана, подавал ей прошения о помиловании, и Констанция никогда не отказывала с легким сердцем.
– Ваша светлость, зачем вам самой так надрываться? Пусть мажордом мелочами занимается, – Изабо по-прежнему пыталась отбиться от любого поручения, – лилии полевые не трудятся, не прядут, неужто мы хуже?
В последнее время Изабо перестала обращаться к княгине по имени. Снова и снова Констанция просила подругу быть с ней прежней, смело называть запросто, та послушно, опустив ресницы, кивала, пухлая нижняя губа чуть вздрагивала, но затем слух Констанции опять резали вежливые, отстраненные «ваша светлость» и «княгиня». Эта перемена задевала. Констанция знала бы, как справиться со злобой или дерзостью, но Изабо не умела злиться, она только научилась быть несчастной и раздирать сердце своей госпожи постоянной меланхолией. Оставалось надеяться, что их дружба восстановится, когда девица дю Пасси найдет себе жениха.
– Изабо, то лилии полевые, а мы, какие же мы полевые, мы всего лишь геральдические.
Молодая княгиня и сама предпочитала танцы сетованиям шамберлена, но не могла придумать иного способа стать такой же равноправной правительницей, как королева Мелисенда, повелевавшая Латинским королевством наравне с королем Фульком.
Поэтому Констанция добросовестно следила, чтобы придворные не ссорились, челядь не ленилась, все соблюдали свой христианский и вассальный долг, чтобы растущие при дворе дети, пажи и оруженосцы учились и помогали взрослым, и жизнь семьи, замка, города и государства текла ровно, осмысленно и без помех.
