Был и не визуальный вариант — чтобы не привлекать к себе внимания. Браслет мог нагреваться или остывать, в зависимости от того, идешь ли ты по нужному курсу, или сбиваешься с него, но это уже не так надежно и удобно, хотя именно этим способом мы уже как-то пользовались. Но кому тут, среди ночи в лесу пускать пыль в глаза? А кто подглядывает, в таких-то дурацких для наблюдения условиях, я не виноват. Если с перепугу упадет с дерева и свернет себе шею, я за него не отвечаю. Да и пусть попробует с какого-нибудь дерева разглядеть маленькую стрелку на крошечном экранчике. А то, что светится — мало ли кругом каких-то бликов.
Стоянка Леодегранса обнаружилась примерно в километре от моего лагеря, в направлении на юго-запад. Логично, раз мы сами двигались на юг, немного забирая к востоку. Леодегранс держался чуть впереди — с запасом, чтобы не отставать, а скорее, просто не доходя, судя по его вестям он последнее время шел с юга, и в стороне, куда нам пока незачем было сворачивать.
Отряд, расположившийся в овраге, чтобы не было издали видно разведенного костра, был небольшим, человек двадцать, или тридцать, разглядеть их всех, чтобы сосчитать, было трудновато. Овраг казался вполне сухим. Кто-то спал под импровизированными навесами-шатрами из шкур, присыпанных сухими листьями, кто-то просто завернулся в подобные же шкуры, в сторонке дремали, сбившись в кучу, несколько заморенных на вид некрупных лошадок, а у тлеющего костра сидел с двумя также бодрствующими спутниками, занятыми один починкой разъезжающейся кожаной обуви, другой подгонкой тетивы к своему луку, сам Леодегранс. Выглядел он неважно. Хотя, конечно, как посмотреть — сидел он на расстеленном меховом плаще почти не сгорбившись, с прямо-таки юношеской осанкой, только чуть опущенными устало плечами. Длинные седые волосы были щегольски романтично перехвачены мягким ремешком, но вот лицо, освещенное костром, было совершенно изможденным и даже каким-то безнадежным, будто Леодегранс не собирался протянуть долго, и не был уверен, что вообще хочет что-то тянуть. Спать он, видимо, не мог, хотя это и пошло бы ему на пользу. Глядя на него и все еще памятуя о такой возможности как зарок, я колебался. Стоит ли оставлять все как есть? В сущности, Леодегранс, как будто, устроился неплохо, и я в этом убедился — сам по себе, налегке, абсолютно вольный решать, что ему надо и чего не надо, и был он явно вполне здоров, руки-ноги целы, голова на месте, а что до печального лика — так с чего бы ему веселиться в такой глухой уже час? С другой стороны…
И совсем уже решившись не тревожить независимого старика и отправиться назад, я вышел из-за удобно прикрывавшего меня дерева, чуть углубившись в темноту, совершил вдоль оврага неполный полукруг, выбирая место, где меня меньше всего могли заприметить люди или лошади, быстро и относительно бесшумно спустился по склону, а потом, поскольку сидящие у костра меня по-прежнему не замечали, подошел из темноты за их спинами, дружески хлопнул по плечу парня, терзавшего свой лук, будто кто-то из их же компании, и поинтересовался:
— Ребята, а спать-то вам не пора?
Ребята оглянулись с тихим изумлением, а Леодегранс с самым настоящим возмущением — мол, что это за пьяная фамильярность в его присутствии?
То, что в первые мгновения они приняли меня за кого-то своего, избавило всю троицу от слишком сильного потрясения. Леодегранс решил, пожалуй, что я ему примерещился в полусне да от долгого глядения на огонь. Парень, которого я хлопнул по плечу, вознамерился было заорать, набрав в грудь побольше воздуха, чтобы поднять тревогу. Пришлось сжать его плечо покрепче, вразумляющее встряхнуть, вытряхивая воздух обратно, и сказать: «тихо, услышат». Не пытаясь переспросить, кто услышит, парень машинально вразумился, хотя услышали бы, конечно, только те, для кого он и собирался поднять тревогу.
— Здравствуй, Леодегранс, — сказал я оторопевшему старому королю.
— Артур… — в смятении пробормотал он, на его лице, отразилась так и не поднятая никем тревога, и он беспокойно завертел головой, приподнимаясь и оглядываясь. Его бодрствующие сподвижники уставились на меня во все глаза — видно видели в первый раз.
— Я здесь один, — успокоил я Леодегранса. — И никто не знает, что я здесь. Может, действительно, отправим ребят вздремнуть?
Леодегранс успокоено или подавив волнение, кивнул.
— Идите, — сказал он, махнув рукой, — и никому ни слова.
Его гвардейцы поднялись без лишней суеты, и понятливо удалились. Один из них, тот, кого я ошарашил своим царственным прикосновением, прежде чем уйти, бросил передо мной свой плащ. Я не стал огорчать его отказом и милостиво принял его жертву. Он непонятно чему обрадовался, и смущенно скрылся в темноте, так и не доведя до совершенства свой лук.
— Я хочу поблагодарить тебя за доставленную весть, — проговорил я тихо, когда мы остались одни. Леодегранс скромно склонил голову. — Но почему ты не хочешь, чтобы мы нашли тебя, Леодегранс?
Он ответил не сразу. Внимательно на него глядя, я заметил, как даже при таком дрянном освещении его скулы налились темной краской.
— К чему это? — ответил он вопросом на вопрос.
— Может, и ни к чему, — покладисто согласился я. — Это пока дела идут хорошо. А вдруг пойдут плохо. Тогда, конечно, лучше держаться от нас подальше.
Леодегранс какое-то время вникал в смысл сказанного. Как-никак, время было позднее, не тот час, чтобы иметь сознание, чистое как стеклышко. Потом зашипел как рассерженный кот, но увидев, что я хитро улыбаюсь, перестал шипеть и насупился.
— Боюсь, тебе трудно будет убедить меня в том, что я чем-то могу тебе понадобиться. Я потерял свое королевство. Потерял свое войско, кроме немногих преданных мне людей. Если саксы и изгнаны из моих земель, то не мною, а я не собираюсь быть просителем. Старый лев уходит умирать в одиночестве. Если же я еще способен на что-то, я это сделаю, по мере того, что в моих силах.
— И ты это делаешь.
Он величественно кивнул.
— Да, я все еще с тобой, но издали.
— Так издали, что я даже не знаю, что сообщить твоей дочери и Эктору.
— А что им сообщать? Я и сам не уверен в каждом своем грядущем часе.
— А кто уверен?
— Все зависит от меры, — рассудительно пожал плечами Леодегранс.
Одним словом… конечно, не одним, терпеть не могу зануд, которые всегда требуют в таком случае именно одного слова и ни междометием или союзом больше, — присоединяться к нам он действительно не собирался, гордость его при одной мысли об этом жестоко страдала. Причем, настолько, что он действительно дал зарок — не делать этого до тех пор, пока не состоится решающая битва с Кольгримом, которого Леодегранс держал за главного виновника своих бед. Вариант с давешним перемирием Леодегранса совсем не устраивал. С другой стороны, благодаря ему он мог надеяться всерьез сойтись с Кольгримом в сражении, когда силы саксов и бриттов примерно сравнялись, теперь это было хоть на что-то похоже. А сперва выглядело нелепой шуткой, чтобы рваться принять участие в битве при Дугласе, да и положение самого Леодегранса, посреди оккупированной саксами территории, было тогда хуже некуда.
