— А дело сделано, — улыбнулся Усенко. — Контакт установлен.
— Ну, если установлен, то и еще кое-что сказать надо… Должен тебя предупредить. Большую пакость немцы задумали. Хотят поляков с украинцами стравить, чтоб мы друг дружку перебили, а обстановочка тут, сам знаешь, способствует…
— Наслышан… — Усенко вздохнул. — Ты прав, пакость такую устроить могут. А насчет всего остального скажу… Лично на меня ты всегда можешь рассчитывать. Так что думай, майор, думай…
Усенко и пан Казимир в очередной раз посмотрели друг на друга, и в бункере надолго воцарились тишина и спокойствие…
* * *
Утро было мглистое, рассвет словно тонул в тумане, и капельки воды, оседая на стеклах, заставляли Малевича прекращать наблюдение и протирать бинокль подкладкой маринарки. На выгоне стояли построенные в три шеренги мужики, а чуть в стороне фырчали моторами шесть тупорылых грузовиков.
Немец, судя по фуражке с задранной тульей, — офицер, важно прохаживался вдоль строя и время от времени тыкал пальцем то в одного, то в другого. Вызванный поспешно залезал в кузов грузовика, и тогда Малевич мог разглядеть в бинокль висевшую на груди фанерную табличку с намалеванным на ней трехзначным номером.
Наконец погрузка кончилась, грузовики двинулись, вытягиваясь в колонну, поредевшие шеренги распались, и Малевич, поймав в визир согнутую фигуру старосты, как всегда опиравшегося на свою «герлыгу», удовлетворенно хмыкнул. Сегодня он специально шел к деду Степану, с которым его недавно свел Дубяк-старший, и уже боялся, что из-за устроенного немцами развода встреча не состоится.
Заходить в село днем, на виду у всех, Малевичу не хотелось и, не зная, как поступить, комиссар начал колебаться. Однако, словно догадавшись, что его ждут, дед Степан не пошел с мужиками, а поотстав, круто забрал ближе к лесу.
Стараясь не упускать его из виду, Малевич пошел опушкой, потом, срезав напрямую выдавшийся вперед лесной «язык», вышел почти навстречу старосте. Дождавшись, когда топавший по тропке дед Степан подойдет ближе, Малевич убедился, что он один, и негромко окликнул:
— Агов, диду! Звертай-но до мене…
— А-а-а, це ви, товаришу комиссар… — Дед Степан, облегченно вздохнул и остановился. — Чого цього разу без Дубяка?
— Так надо… — Малевич выбрался из кустов на тропинку. — Он тебе мою просьбу передавал?
— А як же! — здороваясь, дед Степан долго тряс руку комиссара.
Силенки Малевичу хватало и самому, но после дедова пожатия пальцы разогнулись с трудом, и, покачав головой, комиссар спросил:
— И узнал что?
— А як же, все вызнав… — Дед Степан оперся на свою «герлыгу» и матюкнулся — Бачив, комиссаре, чого ти гитлеряки вытворяють? Понавишували на людей бирки и тильки по них рахують…
— А куда повезли?
— На шарварок[19]… До зализници[20], лис рубати, щоб до неи пидходив не було! Бо ж, казалы, на билоруськой стороне ваши хлопци почалы крушения робыты…
— Крушения, говоришь? Да… Вообще-то тебя самого надо на шарварок, экую дубину за собой таскаешь… — комиссар, вспомнив слипшеся пальцы, усмехнулся и перешел к делу: — Ладно, говори, что узнать удалось?
Малевича сильно обеспокоило то, что пошедший на встречу с поляком Усенко, угодив в засаду, вернулся только через пять суток, и потому комиссар решил все проверить. Дубяк без колебаний, как самого осведомленного, предложил для этого деда Степана, и сейчас «пан староста», пожевав губами, начал выкладывать:
— Ну, значитца, так… Не було на твого капитана засады, не було. Той Берек-полициант повадился навкруги шастать, жидов ловить, от и добигався. Пуля пивбоку обидрала та ще й немцы прочухан дали.
— Так… А про майора Вепша что чув?
— А навищо мени чути? — Дед Степан фыркнул. — Я його особисто знаю.
— Как так?.. Откуда? — удивился Малевич.
— А перед немецкой навалой он тут у пана Голимбиевского со своим адьютантом вроде как ликувавсь…
— У Голимбиевского? А он что, тоже с майором?
— Не, то националист, стопроцентовий!
— Как же так?
— А вот так… Зараз, комиссар, воно все переплуталось.
— Это верно… — Малевич сощурился. — Значит, ты и адьютанта его знаешь?
— А як же! Вин нещодавно зи своим жолнежем, що до однои нашей кубеты пристав, ховавсь тут у мене…
— Да, дед, — Малевич восхищенно покрутил головой. — Это конечно… И как-то так все возле тебя… А ты сам, что сказать можешь?
— Сам?.. — Дед Степан немного подумал. — Ну, пан майор ще з тих, царских… Поручик його Вепшик, теж кремень… Але вин инший[21]. За Ржечь Посполитую, на все!
— Так… — Малевич помолчал. — Что-то много случайностей, а диду?
— Так война, комиссар, она вся почитай из случаев. Один влево, другой вправо, глядишь — одному пуля в лоб, а другому — водки стакан. Все случай. Звичайно, майор Вепш, то пан. Це в нього не отнимешь. Но я тоби скажу, бува така людина, що ее до якого режиму ни прикладай, а воно все одно говно, а человек — он и есть человек!
Рассуждения деда Степана были внезапно прерваны. Из кустов на тропинку вылетел белоголовый мальчишка и со всех ног кинулся к старику.
— Ой, пане старосто, бижить-но скорише, бо там з лису Сирки вси втрех наскочили! Хочуть Дубъякову хату палыты, там гвалт! Озброени! З гвинитвками!..
— С винтовками, кажешь?.. — Дед Степан сердито вытаращился. — А ну геть до матера! И щоб я тебе близько не бачив!..
Мальчишку как ветром сдуло, а дед Степан, немного подождав, въедливо заметил:
— От тоби й ще случай, комиссар! А як би ти Сирки з цього боку зайшлы?.. Ты мени що б сказав?
— Кончай треп! — резко оборвал его Малевич. — Эти Сирки, кто?
— Ти сами, стопроцентови, хай йому бис! Ну, я им покажу зарей!..
— Я тоже пойду. — Малевич подобрался. — Но вроде как сам по себе, понял?
— Та зрозумив…
Подобрав «герлыгу», дед Степан резво затрусил по тропинке, а Малевич нырнул в орешник, чтоб сразу выскочить на хозяйские огороды…
* * *
Мысль о том, что родичам Дубяка угрожает опасность, подгоняла Малевича. Не обращая внимания на хлещущие по глазам ветки, не разбирая дороги и оставив далеко позади деда Степана, комиссар выбежал на сельскую улицу и только тут перевел дух.
Дубякову хату Малевич угадал издали. Сбившиеся кучками селяне опасливо жались к ограде, а за их спинами возле тына угадывалась суматошная беготня. Вдобавок, над улицей стлался пронзительный женский крик, почти начисто заглушавший грубую мужскую ругань. Почти тут же возле хаты громыхнул выстрел, и комиссар, как подстегнутый, кинулся туда. Бесцеремонно растолкав сгрудившихся мужиков, он вырвался к самой ограде и резко остановился.
