Од на минуту закрыла глаза, вдыхая полной грудью сухой и свежий ночной воздух.
Уже двадцать пять лет. Только двадцать пять лет. Вечность мгновений, не имевших продолжения, океан лиц, о которых у нее не осталось никаких воспоминаний. Слова, которые она забывала, едва произнеся их, вздохи сожаления и упоения. По сути, до сих пор ее жизнь была всего лишь бесконечным подготовительным периодом. Она копила способы защиты, деньги, связи, которые всегда могла задействовать, поскольку знала гнусные маленькие тайны людей. Она вела торговлю человеческой грязью, уверенная, что это является самым верным способом отмыться от нее. Момент, которого она ждала столько лет, наконец наступил. Надо вновь обрести мужество. Впрочем, ей его не занимать. Да и жестокости тоже. Какая разница, если она делает это для того, чтобы вновь познать нежность? Другой момент, другое лицо, никаких воспоминаний.
Мужчина, встреченный ею в Сетоне, стал весьма категоричным, едва вино, которым она щедро напоила его, начало действовать на него. Едва ворочая языком, он заявил:
– Она из тех, кто совокупляется не по-христиански, говорю я вам! Такие совокупляются при полной луне. Лучше отступить. Это может повредить вашему здоровью. Похоже, там происходят мерзкие вещи. И они трутся срамными местами друг о друга и даже делают это с черными козлами.[98]
Ей удалось выведать, где происходит этот адский шабаш, прежде чем мужчина свалился на пол, пьяный в стельку. Полнолуние должно было наступить через два дня.
Накануне Од, едва узнав о приговоре, вынесенном Жильете, взяла с собой двух жандармов и осмотрела местность, поскольку была уверена, что ночь спутает все следы и исказит ориентиры.
Этой ночью ее не тяготило одиночество. Она сознательно приняла решение самостоятельно претворить свой план в жизнь, поскольку боялась, что ее страж может проговориться. Смутный страх, который она почувствовала, садясь в седло, исчез. За всю свою жизнь она стольким людям внушала страх, что теперь знала его как родного брата. Он уже не мог оказать на нее никакого влияния. Так почему она должна бояться ночи, своей давней сообщницы? Что касается окружавшего ее леса, такого дремучего, такого темного, она чувствовала себя в нем так, словно ожидала чего-то, безмятежно ожидала.
Од опустила поводья. Саврасая кобыла[99] спокойно ждала, склонив голову и глядя на свои копыта, обмотанные джутовой тканью, чтобы их цокота не было слышно.
Стояла полная луна. Идеальная ночь. Первая ночь новой жизни. Последняя ночь старой жизни.
Звучавшая вдали песнь смолкла. Воцарилась почти нереальная тишина. Большое серебристое крыло бесшумно задело лицо мадам де Нейра и тут же исчезло. Од так и подпрыгнула, но тут же отругала себя за дурацкую мысль, пришедшую ей в голову. Нет, это была не ведьма, высланная в дозор. Злобное сопение подсказало Од: то была сипуха,[100] а эти птицы всегда приносили счастье. Как же простодушны те, кто верит, будто душу можно обменять на власть! Душу невозможно продать, поскольку цену ей назначает лишь Господь Бог. Од вспомнила о книге, за которую заплатила золотом, когда еще верила в могущество колдовских чар. Она внимательно читала книгу, пока не наткнулась на следующий фрагмент: «Чтобы избавиться от долгов, съешьте бобовый корень, растолченный в порошок. А чтобы получить долги назад, выдавите сок из луковицы и закапайте его в уши».[101]
Од фыркнула, закрыла книгу и отныне заглядывала в нее лишь для того, чтобы посмеяться над комичными советами.
Схватившись за сук, опираясь на единственное стремя, мадам де Нейра ловко вскочила в седло, в очередной раз пожалев, что вынуждена соблюдать глупый обычай и ездить в дамском седле, не приспособленном к рыси и галопу. Пустить лошадь вскачь могли себе позволить лишь лихие наездницы. Женские седла были такими же неудобными, как и портшез прошлого столетия, своего рода кресло, которое устанавливали на крупе лошади, из-за чего всадница не могла управлять животным. Поэтому слуга вел лошадь в поводу.
Од распахнула манто и вновь задрожала. Ударив лошадь пяткой, она заставила ее идти шагом. Обмотанные тканью копыта не издавали ни звука. Од ехала по пути, намеченному накануне. Добравшись до поляны, она натянула удила, и лошадь остановилась.
Звук шагов, шелест опавших листьев. Пьяный смех. Восклицание:
– Да я сейчас полечу вверх тормашками! Помоги мне, простофиля ты эдакая! Прояви немного животной благодарности, если у тебя нет другой. Ни черта не видно! Темно, как в аду! Помоги мне, говорю тебе, или я тебе задам такую взбучку, что век не забудешь!
От отвращения Од всю передернуло. Впрочем, она предвидела нечто подобное, хотя и не хотела становиться свидетельницей. Тем хуже! Как Богу угодно.
Звуки раздавались все громче. Из колчана, прикрепленного к путлищу,[102] Од вытащила короткую двухфунтовую* стрелу с железным наконечником и вставила ее во французский лук.[103] Дальность стрельбы такого лука превышала сто метров. Говорили, что опытные лучники могут за минуту выпустить двенадцать стрел. Вполне достаточно.
За кустом боярышника появилась ведьма. Она грузно опиралась на плечо Анжелики, едва державшейся на ногах под такой тяжестью. Пьяная ведьма не сразу заметила всадницу, стоявшую в десяти туазах от нее. А вот Анжелика сразу же узнала красивую женщину, и радостная улыбка озарила личико, сморщенное от напряжения.
Раздался спокойный и суровый голос мадам де Нейра:
– Отойди в сторону, дорогая, и закрой глаза. Немедленно.
Девочка проворно отскочила и оказалась вне досягаемости стрелы. Од натянула тетиву.
Наконец пьяная женщина поняла, что мишень здесь именно она, и ядовито прошипела:
– Вы умрете в жестоких муках и навсегда будете прокляты… Тот или та, кто покушается на мою жизнь, познает худшие страдания, нежели те, что терпят грешники в аду! Они дали слово и всегда держат его. Те самые, из преисподней!
Од усмехнулась и язвительным тоном заметила:
– Что за ребячество, моя хорошая!
Она прицелилась. Ведьма упала на колени, свернулась клубком на опавших листьях, обхватила голову руками, словно пыталась защитить ее, и завопила:
– Вы хотите девчонку? Так забирайте ее! Забирайте! Я отдаю ее вам. Она мне не нужна!
– Мудрые слова. Что же, ударим по рукам. Я забираю Анжелику. Подойди ко мне, детка.
Но девочка не торопилась исполнить приказ мадам де Нейра, поочередно глядя то на Од, то на ведьму.
Ведьма встала и сделала три шага в сторону всадницы. Стрела пролетела с яростным свистом и вонзилась в горло пьяной женщины. Она покачнулась, схватилась за стрелу обеими руками, попыталась сдержать поток крови, лившейся из раны, и упала.
