Пуаре машинально перекрестился и снова сел, но посмотрел на меня как-то не успокоенно.
— Все же с тобой что-то неладно, верно говорят, — он резко замолчал, но чуть позже продолжил. — Ты точно никому не продал душу, чтобы расквитаться со всеми своими врагами?
— Фортингема я пока еще не тронул.
— Да ладно! Какой из него враг? Ты, конечно, не злодей, но со всеми твоими шутками и сказками…
— А что с моими шутками и сказками? Так не шутит только ленивый. К тому же, я ведь был там не один…
— Уф! — Пуаре неуверенно выдохнул. — Уже легче.
— Не смешно, — заметил я.
— После того, что я вчера видел… — Я вдруг понял, что Пуаре все это время старался как можно меньше думать о вчерашнем. А теперь, когда не вышло, принялся нервничать. В конце концов, он и сам пережил далеко не самые приятные минуты.
— Тогда, должно быть, ты видел, сколько нас было.
— Но как вы там оказались? Ничего себе прогулка с дамами!.. — он запнулся и пораженно потряс головой.
— А я и не говорил, что это было здорово и приятно!
Пуаре еще какое-то время потаращился на меня.
— Так вот почему ты так выглядишь… Но как вы узнали, что они там?
— Мы не знали. Просто услышали крики.
— Значит, еще было кому кричать?..
— Пока дошли, было уже некому.
Пуаре с мрачным видом потер лоб.
— И все-таки, их больше нет… Этих мерзавцев!.. — он стукнул кулаком по ладони и покачал головой. — Эх! Поверить не могу!.. Прямо какие-то арабские сказки. Расскажи, как все было!
Я рассказал, умолчав только об электрических лампах, капсулах из листового металла и девушке-хранительнице. А ведь мертвецов, на самом деле, закрыли именно для нее. Пуаре кивал, успокаиваясь на глазах — рассказ лишил наши похождения части зловещей таинственности и его собственного подавленного ощущения, будто его, образно выражаясь, злонамеренно выставили за дверь, да еще после того, как вчера он проявил себя таким молодцом. Все же, кто-то должен был проследить, чтобы карета была благополучно возвращена на место. А мы хотели только проникнуть в заведомо пустой дом и посмотреть, есть ли там выход в катакомбы.
— О, ну если вас было пятеро, то конечно… — Я не стал уточнять, что мы не все сразу кинулись за Огюстом карать неведомых грешников.
— Разумеется, а как еще ты мог подумать?!..
— Ох, да ладно, после бессонной ночи глаза велики! — Теодор добродушно замахал руками. Пожалуй, уже все вчерашнее он начал воспринимать именно так — что все было не так уж страшно, хранителей выскочило из тьмы не так много, как ему помстилось, случилось все гораздо быстрее, и нападающие оказались всего лишь вовремя вспугнуты — замечательная удача и везение, ничего загадочного и тревожного сверх меры. И мое выражение признательности за то, как ловко он действовал, и беспокойство из-за того, что он подвергся опасности, пришлись ему по душе. Его не забыли. — А де Флёррн — славный малый! — воскликнул он воодушевленно, узнав о его решающей роли первого, кто бросился на крики. — Хоть и гугенот!
— Не буду спорить, — согласился я.
— Эх… а ведь чуть было снова с ними не перерезались…
Я кинул на Теодора пристальный взгляд. Что он знал об этих серьезных намерениях? Или это лишь его собственные ощущения и опасения? Теперь уже неважно. Но по этой самой несостоявшейся причине Огюст бросился в тот дом и воспринимал все так болезненно, и Пуаре это каким-то образом понял, пусть, может, только инстинктивно. Как бы то ни было, Теодор наконец совершенно обрадовался и отправился дальше по своим делам в приподнятом состоянии духа, оставив мне еще несколько бумаг, а я остался глядеть на золотое кольцо, как на заколдованную свернувшуюся змейку, и на казалось бы ничего не выражающие свитки. Было в них что-то неуютное и угнетающее. И будто недосказанное. С мрачными обещаниями и пророчествами.
И что это за чепуха о странной, никем не предвиденной женитьбе?
Я еще немного с сомнением помедитировал на свиток и решил убедиться лично в том, что прежний обладатель патента еще жив. За час-другой тут ничего не случится, раз теперь «затишье», а заодно проверим «в каком я состоянии»… Открыв ящик стола, я колеблясь посмотрел на маленький флакончик, наполненный загадкой. Еще не время, но лучше, если он просто будет под рукой… Я позвал Мишеля и велел седлать Танкреда.
День стоял тихий и ясный, безмятежный, убаюкивающий и идиллический. Этот благостный обман уже входил в привычку.
То, что я с первого же раза, наугад, застал Мержи дома, заставило меня еще больше усомниться в его якобы скорой свадьбе. Слуга немедленно проводил меня к нему.
— Выглядишь изумленным, — злорадно сказал он сразу же, вместо приветствия.
— А я и впрямь изумлен до чертиков, — ответил я, и мы пожали друг другу руки. Он кивнул мне на кресло, обитое алым бархатом, и сам уселся в такое же. Вид у него был одновременно загадочный, насмешливый и горький.
— Выходит, это правда, что ты ничего не знал?
— Ничегошеньки. Если бы знал, принял бы какие-то меры, чтобы увернуться.
Он засмеялся, но как-то отстраненно и отчужденно. Похоже, на самом деле он был уязвлен происшедшим. По крайней мере, я так думал, и это вызывало у меня отчаянную неловкость, с которой хотелось разделаться как с гордиевым узлом, для этого я сюда и приехал.
— Я не совсем о том, — промолвил он мягко. — Я о том, что я намерен вернуться, как говорится, в веру моих отцов.
Я уставился на него молча.
— Боже правый! — сказал я наконец. — Ты не серьезно.
— Серьезно, — сказал он.
— Но почему? — воскликнул я.
— Потому, что это вдруг потеряло значение.
Я машинально покачал головой.
— Не потеряло. Все еще вернется…
— Так вот пока не вернулось…
Мы снова помолчали.
— Ты думаешь, я не знаю, чем все чуть было не кончилось? — снова заговорил он негромко. При любом удобном случае все снова сорвется и вернется на круги своя.
— Может быть и нет… — пробормотал я.
— Хорошо, если нет, — в его голосе прозвучала угрюмая твердость.
— Никогда не думал, что ты захочешь вернуться. Для такого человека как ты, мне казалось, это как шагнуть в пропасть — один раз и навсегда.
— Я и сам так думал. Только отчего-то земля перевернулась. Ты часом, не знаешь, отчего?
— Нет… — И хотел бы знать, к чему это «нет» относилось. — Но послушай, что это за слухи о твоей свадьбе? Как-то это не очень вяжется с тем, о чем ты мне сейчас говоришь.
— Ах, это… — он засмеялся, небрежно отмахнувшись. — Это один из удобных предлогов. Ты же знаешь, какая она взбалмошная особа! Она все и придумала.