— Что нашел?
— Фразу Эвсебия, до сих пор никем не замеченную. В одном из своих ныне утраченных сочинений Ориген утверждает, что в Александрийской библиотеке ему на глаза попалась таинственная «epistola abscondita apostoli tredicesimi» — тайное или, возможно, спрятанное, послание тринадцатого апостола, где содержится доказательство того, что Иисусу не была присуща божественная природа. Отец Андрей, вероятно, не был уверен в существовании этой эпистолы, он говорил мне о своих сомнениях, хотя довольно туманно. Теперь ясно, что он тем не менее разыскивал ее, раз уж так тщательно записал шифр книги, где обнаружил это упоминание.
— Но как можно полагаться на фразу, вырванную из текста, который к тому же утерян, и вставленную в другое сочинение, притом довольно второстепенное?
Отец Нил потер подбородок, вздохнул:
— Ты прав, само по себе это лишь звено, выдернутое из цепочки, само по себе малозначительное. Но вспомни: посмертная записка отца Андрея подсказывает, что эти четыре ориентира, которые он держал в памяти, надо связать между собой. Уже не первую неделю я так и сяк верчу в голове вторую фразу коптского манускрипта, найденного в аббатстве: «Да будет послание уничтожено повсюду, чтобы устои устояли». Благодаря Оригену я, кажется, это понял.
— Еще один код?
— Вовсе нет. В начале III века церковь разрабатывала догму воплощения Господня, готовясь провозгласить ее на Никейском соборе. Вот она и старалась искоренить все, что этой догме противоречило. Я уже не сомневаюсь, что фрагмент коптского манускрипта, так взбудораживший отца Андрея, не что иное, как обрывок присланного из Александрии распоряжения уничтожать это послание повсюду, где оно будет обнаружено. И потом эту коптскую игру слов, которую я поначалу перевел как «устои устояли», можно понимать и по – другому: то же самое существительное имеет второе значение— «община», а по – гречески, то есть на официальном языке Александрии, община — это ekklesia, иначе говоря, церковь. И тут смысл фразы меняется: послание должно быть уничтожено везде и всюду, «чтобы церковь устояла»! То есть третьего не дано, сохранится либо послание тринадцатого апостола, либо церковь. Лиланд тихонько присвистнул:
— Ну – ну…
— И тут наконец все четыре следа сходятся. Надпись в Жерминьи подтверждает, что и в VIII веке тринадцатого апостола считали настолько опасным, что стремились устранить его навеки — отсюда альфа и омега. А ведь мы – то знаем, что он не кто иной, как возлюбленный ученик из четвертого Евангелия. Ориген сообщает нам, что видел в Александрии послание, написанное этим человеком, а коптский манускрипт подтверждает, что в Наг – Хаммади имелся по крайней мере один его экземпляр, а может, и несколько, потому и последовал приказ об уничтожении.
— Но как это послание могло попасть в Наг – Хаммади?
— Как известно, беженцы – назореи обосновались в Пелле, на территории нынешней Иордании.
Возможно, тринадцатый апостол был там с ними. Потом их след теряется. Но отец Андрей советовал мне внимательно прочесть Коран, который он сам знал превосходно. Я так и сделал, попутно сверяя между собой несколько академических переводов, которые есть в библиотеке нашего аббатства. Меня поразило, что автор весьма часто упоминает «naзвra» — так арабы именовали назореев, которые были для него основным источником информации об Иисусе. Скорее всего когда им пришлось бежать и из Пеллы, ученики тринадцатого апостола подались в Аравию, где с ними впоследствии познакомился Мухаммед. Отчего бы не предположить, что они добрались аж до самого Египта? В принципе они могли дойти и до Наг – Хаммади, неся с собой копии пресловутого послания, разве нет?
— Коран… Ты в самом деле считаешь, что беглые назореи могли повлиять на его автора?
— Это совершенно очевидно, текст Корана изобилует свидетельствами такого влияния. Я сейчас не хочу ничего больше тебе говорить, мне осталось проверить, что дает последний ориентир. Речь идет о неком произведении о тамплиерах, одном или нескольких, но его шифр не полон. О Коране поговорим в другой раз, сейчас уже поздно, мне пора возвращаться в Сан – Джироламо.
Отец Нил встал, снова глянул в окно, на погруженную во мрак улицу. И пробормотал тихо, будто говорил сам с собой:
— Выходит, тринадцатый оставил потомкам свое апостольское послание, повсеместно уничтоженное, преследуемое церковью. Что же там могло быть такого опасного, в его письме?
Этажом ниже Моктар внимательно прослушал весь разговор. Когда отец Нил упомянул о Коране, Мухаммеде и назореях, он злобно буркнул:
— Песье отродье!
Аравийская пустыня, сентябрь 622 года
Всадник родом из знаменитого клана Корайшитов ехал сквозь ночную тьму. Он держал путь в Медину, торопя своего измученного верблюда. Потом эту ночь нарекут Хиджрой, для мусульман она станет началом эры ислама.
Он бежал из оазиса Бакка. Бежал потому, что Корайшиты поклонялись священным камням, даром что звались сынами Авраамовыми.
К тому моменту, когда настала ночь времен, в Бакке, этом оазисе среди пустыни, где отдыхали караваны, выросла уже целая еврейская община. Во главе ее стоял ученый раввин, фанатично мечтавший весь арабский мир обратить в иудаизм, прельстив своими обычаями и преданиями. Один юный араб и впрямь увлекся речами этого эмоционального проповедника. Он стал учеником раввина и втайне принял его веру.
Но раввин требовал от него большего. Если надменные Корайшиты отвергают проповеди еврея, может быть, они прислушаются к нему, арабу из их же рода? Разве он не стал иудеем в сердце своем? Так пусть теперь юноша провозгласит все то, чему он его учил, на площади своего селения.
«Скажи им», — без устали твердил ему наставник… Чтобы ничего не упустить из его ученых речей, Мухаммед стал делать записи, которых накапливалось все больше. Писал по – арабски: раввин понимал, что с этими людьми надо не на иврите толковать, а на их родном языке. Корайшиты сочли, что это уж слишком; их родич пытается ниспровергнуть культ священных камней, источник их богатства! Они бы еще простили ему, если бы он стал назореем, эти христианские раскольники прибыли сюда несколько столетий назад, их пророк Иисус никакой угрозы не представлял. Молодой араб внимал их поучениям так же охотно, как наставлениям своего раввина, но Иисус пленял Мухаммеда, юноше хотелось приблизиться к нему. Но Корайшиты не дали ему времени на это — они его изгнали.
И вот теперь он спешил в Медину, не имея при себе никаких пожитков, кроме своих драгоценных записей. Тех, что он делал день за днем, слушая своего раввина: «Скажи им».
