Большая война
Лента объявлений на интернет-странице Вельска была богата, а вот реальность – скучна и неприглядна. Из полутора сотен объявлений о продаже достойными внимания оказались только семь. Трое торговцев предлагали купить монстров типа «Паджеро» или «Акуры MDX», один оказался дилером концерна «Ауди». Из оставшихся транспортных средств Евгению пришлось выбирать между ухоженным «Москвичом-412», гнилой вусмерть «Хондой», плохо слушающейся руля, и мотоциклом «Иж-ю» с коляской.
Решающим аргументом стала цена. За мотоцикл спросили двести баксов. То есть если он проживет не дольше «Гольфа» – финансовой бреши кошельку бухгалтера не нанесет. Ретро-«Москвича» Жене было жалко, а «Хонды» он откровенно испугался. «Иж-ю» – и то выглядел надежнее.
Вечером, гордый собой, он подкатил к гостинице на трехколесном друге, поставил на охраняемой парковке и прошествовал в холл с надетыми на оба плеча шлемами и доверенностью в кармане.
В номере Катерина валялась в одних только трусиках на раскиданной постели, напялив наушники и стуча по клавишам потрепанного ноута. То ли она Леонтьева уже совершенно не стеснялась, то ли дразнила специально.
– В кафешку так пойдешь? – поинтересовался Женя.
– А ты меня такую возьмешь? – ухмыльнулась она, сбрасывая наушники.
Евгений понял, что девка-чума не шутит, и покачал головой:
– Одевайся.
– Ой-ёй-ёй, какие мы серьезные! Тогда сюда посмотри, неуч, всего за два часа нарыла… – Девушка поставила ноут на простыню и повернула экраном к нему, открыла страницу в Инете: – Верхотурский Николаевский монастырь Свердловской области. Буковки знакомые видишь?
Леонтьев опустился перед кроватью на колени, прочитал статью, но причины для восторга не нашел:
– И что тут такого важного?
– Нет, читать ты точно не умеешь, – хмыкнула Катя, скатилась с постели и пошла к шкафу за платьем. – Монастырь основан выходцем с Ваги в тысяча шестьсот четвертом году. В нем была школа, оказавшаяся достойной отдельного упоминания в летописи, и некая очень ценная святыня. В тысяча семьсот пятнадцатом году монастырь выгорел дотла вместе со школой, опять же особо оговоренной. Но!!! Автор замирает от восторга, барабанная дробь… В тексте с немалым воодушевлением указано, что святыня уцелела. Какая именно – молчок. Насельники и святыня съезжают с пепелища в древний, как бивень мамонта, Усть-Вымский мужской монастырь, основанный аж в четырнадцатом веке. Однако, едва наступила иезуитская эпоха, как его тут пришлепнули, точно муху.
– В огороде бузина, а в Киеве дядька, – согласно кивнул Женя.
– Ну-у, ты тундра! Шестьсот четвертый год – это уже Смутное время, по Руси вовсю гуляют банды, за кусок хлеба могут зарезать и «здрасте» не сказать. Поэтому, не дожидаясь беды, твоя школа снимается с якоря, уезжает за тысячу верст на восток и обосновывается на новом месте. Вполне логичное и умное решение, не находишь? А здешний монастырь превращается в скорлупу ореха, но без ядрышка. – Она уселась рядом и с видимым наслаждением натянула чулки на ножки. – Включи логику, бухгалтер. Мы приехали сюда, в одно и то же место: ты за школой, а я за убрусом. Значит, есть вариант, что они связаны. Потом мы замечаем засветки и школы, и святыни еще в двух обителях. И мы видим, что все три интересные нам обители убиты насмерть. И еще. Ты помнишь, что Важский монастырь часто горел? Верхотурская обитель тоже выгорела. Зачем преступники устраивают пожары?
– Чтобы хозяева вынесли на улицу самое ценное… – посмотрел на нее Женя.
– Умнеешь на глазах. – Катя выпрямилась, одернула платье. – Наши монастыри пасли какие-то крысы. Здесь у них все обломалось, а в Верхнетурске дело выгорело, чернецы святыню засветили. Но спасли. Спасли, несмотря на то что монастыри, которые помогали хранителям, в наказание полностью уничтожались. И твоя школа, судя по всему, путешествовала вслед за реликвией.
– Получается, твой убрус хранится в моем интернате?
– Уговор помнишь? – Девушка обняла его и крепко поцеловала в щеку. – Узнаешь продолжение, если я на два месяца поселюсь в твоей квартире.
– Не было такого уговора, бешеная лимитчица.
– Он есть! – Катя стукнула ободранным ногтем указательного пальца по кончику Жениного носа и шепнула в ухо: – Больше ни одного слова, пока не лягу в твою кровать. Примечание: не путать с постелью.
* * *
Сиротский приют боярин Леонтьев строил с размахом: несколько комнат, в которых воспитанники могут спать, просторные горницы, для занятий счетом и письмом, светелки, чтобы ухаживать за оружием, большой ровный двор для ратных тренировок, часовня в углу рядом с воротами.
«Сироты», которых он любил более всего, жили с матерями. Но подьячий знал, что каждый год без родителей на Руси остается немало детей. А потому, увы, здесь найдется кому расти. И значит, сделать все следует по совести, не для отвода глаз. Чтобы сироты настоящие тоже теснотой и сыростью не мучились, хорошо ели, спокойно учились, чтобы сильными, умными и храбрыми мужами для службы царской выросли.
К середине лета со строительством почти все было закончено. Оставалось только печи на кухне и в доме сложить. Басарга как раз сговаривался с артелью плотников, чтобы они перед отъездом коновязь у входа сладили и лавки поставили, когда к нему подбежал Егор – холоп из новеньких – и, скинув шапку, попросил сходить к Корбале.
– Как закончите, так в расчете, – сразу завершил торг подьячий и, благо приезжал верхом, вскочил в седло, сразу дав шпоры коню.
Больше всего он беспокоился, понятно, за Матрену-книжницу и детей, но дело оказалось не в ней. Как раз под Корбалой река Вага делала крутой поворот вправо, под стены обители, и именно сюда, к растущим под берегом камышам, прибило полузатопленную лодку с богато одетой Варварой и двумя холопами. Уезжало с нянькой, как помнил Басарга, четверо.
Среди камышей смерды, по приказу старосты Тумрума, бродили по пояс в воде, раздвигая водоросли, ощупывали дно, однако без особой надежды. Вода-то прозрачная, белые рубахи издалека видать.
Боярин присел возле мертвых тел, разложенных на траве лицом вниз. Из спины у каждого торчали по две-три стрелы. Еще с десяток засели в бортах лодки.
– Вот, проклятье! – прошипел сквозь зубы Басарга.
– Мыслю я, тати их на полпути подкараулили, – подошел к боярину Тумрум, стянул шапку. – Ограбить хотели, да не догнали. Ну, чтобы остановить, стрелы и пускали. Еще двое отроков где-то там, в реке, из челна выпали. Этих принесло, а они там остались. Я двух малых в обитель за лодкой послал. По воде наверх пройдут, может, и высмотрят.
– Да, правильно, – кивнул подьячий.
Он хорошо понимал, что все произошло совсем иначе. Варвару по пути кто-то узнал. И она тоже – узнала. Попыталась сбежать, уплыть – но не вышло, стрелами посекли. Тати на такое не способны. Стрелы денег стоят, удовольствие недешевое. Просто так полный колчан разбойники тратить не станут. Это сделал воин, не желающий, чтобы о нем рассказали. Уничтожил свидетелей и отпустил на волю волн.
