Она кивнула:
— Да… в очень хороших. Если бы госпожа регентша узнала о нашей помолвке, она бы весьма заинтересовалась.
— Несомненно, — сказал Блез.
Тема беседы становилась все более щекотливой. Он надеялся, что сумеет до конца сохранить верный тон, разыгрывая полную невинность.
Анна взглянула на него из-под полуопущенных век:
— Я вижу, вам не по душе мсье де Норвиль.
Вот это выстрел так выстрел, черт возьми, точно в яблочко! И как, черт побери, она догадалась?
— Не по душе?.. Помилуйте, да можно ли такое сказать о человеке, которого видел всего-то пару раз! Конечно, раз он сторонник герцога Бурбонского, то уж точно не из моей компании. Но теперь, — добавил Блез более правдиво, чем полагалось бы по законам галантности, — поскольку господин де Норвиль помолвлен с вами, я его возненавижу.
Она ответила рассеянной улыбкой.
Блез рискнул:
— Вы спешите в Женеву… Это связано с ним?
— Отчасти.
Разговор продолжался, но эта тема иссякла, хотя у Блеза осталось немало вопросов, над которыми стоило поразмыслить. Появится ли де Норвиль в Женеве? Намерены ли они пожениться там? Может быть, все-таки свадьба — главная цель поездки, а не какая-то встреча с английским посланцем, как думает регентша.
Блезу показалось величайшей иронией судьбы, что именно ему выпала доля сопровождать Анну Руссель к де Норвилю, что ему приходится проводить с нею наедине целые дни, тогда как нареченный жених ещё ни разу не видел её, — именно ему, которого де Норвиль ненавидит.
Может быть, это к счастью, что неожиданное упоминание о де Норвиле показало Блезу, как сильно его расположение к Анне и какого рода это расположение. Не хватало только безнадежно влюбиться. Именно от этого и предостерегала его регентша — и к этому тайком подталкивала…
Они закончили трапезу в молчании. Среди прочего он размышлял и о том, что кроется за внезапным интересом миледи Руссель к Бурбонне. Отныне надо будет следить за ней с удвоенным вниманием.
И он почувствовал, как невыносимо это — следить за ней…
Однако после полудня, на пути в Сен-Боннет, подозрение вспыхнуло с новой силой.
Когда они ехали по большой дороге, пересекавшей широкую долину Соны, она вдруг спросила:
— Я не слишком заблуждалась, считая, что смогу убедить вас поехать дальше к югу — через Макон? Этот путь в Бург ненамного длиннее, чем через Сент-Амур.
— Но оттуда до границы значительно дальше, — возразил он, — а мне казалось, вы торопитесь оставить Францию.
Она искоса взглянула на него:
— По правде говоря, я думала о вас. Маконское вино славится.
Он не мог понять, сказала ли она это всерьез или в шутку, но хорошо помнил, что от владений герцога Бурбонского Макон отделяют всего несколько лиг. Может быть, она замышляла встретиться там с де Норвилем, а то и с самим герцогом. Женева, вероятно, лишь ширма, за которой скрывается настоящая цель. Луиза Савойская что-то такое предполагала. Блез вспомнил её сухие слова: «В Женеву — вот куда она едет, и никуда больше».
Вслух он произнес:
— Премного благодарен! Но, если говорить обо мне, то желание помочь вам покинуть поскорее Францию пересиливает даже заманчивость маконских вин.
— И кроме того, — продолжала она, — я с большим удовольствием осмотрела бы тамошний собор — святого Винсента, по-моему. Если я попрошу вас об этом, господин друг мой, неужели вы сможете мне отказать?
Никогда прежде она не называла его «господин друг мой»и не говорила таким тоном.
— Мадемуазель, ради Бога, зачем вы ставите меня в столь трудное положение? Вы же знаете, какой приказ мне дан: доставить вас в Савойю кратчайшим путем. Не просите, чтобы я нарушил его.
— Ну, а если я все-таки попрошу?.. — настаивала она.
Блез с трудом проглотил вставший в горле комок:
— Я буду вынужден умолять вас о прощении…
И снова, как уже случалось не раз, его сбило с толку выражение её лица. Она, правда, резко вскинула голову и заметила:
— Ну что же, мсье, значит, вы именно тот, за кого я вас и принимала, — не только проводник, но и конвоир, а я — ваша пленница…
Но что-то в её голосе и в смягчившемся взгляде противоречило сказанному. Она прибавила еще:
— Как жаль, что вы не пытаетесь подыграть мне в роли Самсона — из меня вышла бы отличная Далила! Однако не скажу, чтобы я огорчалась по этому поводу. Можно догадываться, что Далила думала о Самсоне40.
И после этих слов стала особенно обаятельной, словно втайне была довольна им:
— Ах, мсье, если бы вы знали, как страстно я иногда хочу быть мужчиной… У нас, бедных женщин, нет ни силы, ни ума. Как я завидую вам и как восхищаюсь!
Она явно шутила, но лицо её было совершенно серьезно.
— Клянусь святой Пасхой! Желал бы я знать, с чего это, миледи!
— Ну, например, возьмем вот этот частный случай. Будучи женщиной, я — как ребенок в ваших руках. Предположим, мне доставило бы удовольствие поехать в Макон; допустим, мне хотелось бы встретиться там с некоторыми господами, живущими к западу от него, которые являются друзьями Англии и были бы рады услышать от меня кое-какие новости. Это лишь предположение, мсье, ибо у меня нет таких намерений, и я просто испытывала вас… Ну так вот, будь я мужчиной, мне, возможно, удалось бы нанести вам поражение. А поскольку я только глупая женщина, то мне ничего не остается, кроме как следовать туда, куда ведете меня вы. Если же я попытаюсь сбежать, то вы, без сомнения, привяжете меня к лошади и потащите за собой, хочу я того или нет.
— Боже избави! — воскликнул Блез.
— Именно так. Вы были бы обязаны выполнять приказ. И, поскольку я женщина, мне пришлось бы покориться, как это всегда приходится делать женщинам. Мы — дети по натуре и никогда не можем перерасти розгу… И не возражайте, мсье де Лальер, ибо сие есть истина.
— Вы смогли бы назвать госпожу регентшу ребенком по натуре? — осведомился он.
Анна расхохоталась:
— Вот уж что нет, то нет. Однако мне доводилось слышать, как она говорила о женщинах вещи и похуже. Наверное, есть исключения.
— Наверное, и вы — одно из них, — отпустил Блез комплимент. — Лучшая часть любого правила — это исключения.
— А беда всех французов, — парировала она, — что они оспаривают любое правило. Будь вы англичанином, не нужно было бы нам спорить из-за такой ясной вещи. Для англичанина это так же само собой разумеется, как его овсянка… Вы слышали когда-нибудь балладу о рыцаре Уотерсе?
Она без слов промурлыкала мотив, а потом запела. Когда баллада кончилась, Анна вздохнула и сказала:
— Вот это истинно по-английски.
