— Хорошо, — сказал Меру, — подожди меня в десяти шагах отсюда и держи глаза открытыми. Этот человек вооружен?
Слуга спешился и ощупал тело незнакомца.
— Нет, господин.
— Хорошо, оставь нас одних!
Меру спешился и сел, скрестив ноги, на землю. Молча он указал на место напротив себя. Другой также сошел с коня, лицо его было затенено большим капюшоном.
— Я Себек. Итак, говори.
— Мое имя не имеет значения, — начал закутанный, — тем более что речь идет не о людях, а о богах — о боге, царе всех богов Амоне…
— Я понял, речь идет об Амоне. Но какое дело у тебя ко мне?
— У Амона есть поручение для тебя, и Амон заплатит богатую награду: ты получишь сразу десять золотых и пять серебряных дебов, а после завершения дела еще столько же.
Закутанный замолчал. Меру стал проявлять нетерпение:
— Ну, с вознаграждением решим, но о деле-то я все еще ничего не знаю.
Мужчина под капюшоном наклонился и прошептал:
— Ты должен убить наследного принца!
Меру отпрянул. Это сон? Неужели его мысли о мести воплощаются в жизнь? Желание поквитаться с Рамзесом он отложил на далекое неопределенное будущее, и у него не имелось ни малейшего представления о том, как это можно осуществить. Это как со смертью: каждый знает, что она однажды придет, но отодвигает мысли о ней, потому что слишком уж занят жизнью. Так и планы мести у Меру были далеки и неопределенны, как смерть, но они все же были, хотя он едва думал о них. Наказать Рамзеса смертью принца Амани? В любом случае этим он сможет чувствительно задеть царя, хотя осуществление столь дерзкого замысла опасно, если не невозможно.
— Ну что, ты берешься за это дело? — нетерпеливо спросил закутанный.
Меру с трудом опомнился и вернулся сознанием в настоящее.
— Это вряд ли возможно. Я никого не знаю при дворе, и наши немногие связи отрезаны, с тех пор как царь со своей семьей живет в Пер-Рамзесе. Потом у нас тоже действует принцип: мы выполняем любое поручение, кроме тех, которые имеют отношение к Благому Богу и его семье.
Закутанный язвительно фыркнул:
— А мне-то сказали, что вы единственные, кто в состоянии решить эту задачу. И подумай, ни один человек не требует тебя послать Амани к Озирису, он сам бог!
— Сам бог! — повторил Меру насмешливо. — Неувязочка, почтеннейший: фараон Рамзес произошел от Амона-Ра, и он является отцом наследного принца Амани. Как может Амон желать смерти собственного внука?
— Тебя это не касается! У бога есть свои причины, и, если ты немного подумаешь, поймешь его резоны. Изис-Неферт тоже родила от царя сыновей, она происходит из Фив, и она верная служительница нашего бога. Остальное ты должен додумать сам.
Мысленно Меру снова вернулся в прошлое; он почувствовал острую резкую боль, когда палач отрубил ему уши; он снова увидел себя на каторжных работах в каменоломне, когда с ним обращались хуже, чем с животным, а он был в отчаянии, не имел никакой надежды и проклинал каждый новый день.
Может быть, ему удалось бы вернуться к нормальной жизни, но теперь он был изуродован и стал отщепенцем на всю оставшуюся жизнь. Он совершил многочисленные преступления и мог только надеяться, что никогда не попадет в руки воинов ниу.
— Я должен сидеть здесь до захода солнца? Я жду твоего ответа!
Меру вскочил. Да, это была бы прекрасная месть!
— Как ты себе это представляешь? Должен ли я постучаться в ворота царского дворца и сказать: «Ах, пришлите мне наследного принца, Амон хочет его смерти, и поэтому я всажу ему нож в сердце»?
— Послушай! Мы, конечно же, подумали об этом. Большую часть времени царь живет в своей резиденции Пер-Рамзес, но несколько месяцев Перет он проводит в Мемфисе и в Фаюме, где охотится. Последние годы он всегда брал с собой сыновей, потому что честолюбие побуждает его тренировать их достойно обращаться с его любимым оружием, луком. Иногда при этом охотники теряют дорогу среди болот, и их охрана не всегда оказывается рядом…
Меру внимательно слушал.
— Стрела, выпущенная по ошибке… — пробормотал он задумчиво.
Человек в капюшоне кивнул:
— Я вижу, ты понял. Значит ли это, что ты принимаешь поручение?
— Ничего это не значит! Я должен сначала все обдумать, и я хотел бы посмотреть охотничьи угодья в Фаюме. И еще: если я выполню поручение сам, то все твои сокровища будут мне без пользы, потому что люди фараона станут преследовать меня и на краю света. Если Амону так важна смерть наследного принца, я могу требовать от него, чтобы он меня защитил. Вот еще мое условие: если дело удастся, я ожидаю помощи Амона при бегстве в какое-нибудь надежное убежище, куда-нибудь на юг, где Амон имеет большее значение, чем здесь. Скажи это своему богу и дай мне своевременно знать, когда царь с сыновьями отправится на охоту.
Мужчина в капюшоне кивнул и поднялся. Он указал на кожаный мешочек, лежавший на земле, и сказал:
— Спешить ни к чему. Умрет ли Амани сегодня или через два года, не имеет значения. Ты услышишь о нас.
Четвертая беременность Нефертари приближалась к концу. Врачи и повитухи стояли наготове, чтобы броситься на помощь, когда наступит время для Великой Царской Супруги отправиться в комнату роженицы. Туэрис, богиня с головой нильского гиппопотама, надежная помощница при родах, облегчила хрупкой царице ее предыдущие роды, и никто не сомневался в том, что она окажет помощь и сейчас.
Схватки начались перед рассветом. Нефертари провели в комнату для роженицы, где уже был приготовлен стул для принятия родов. Опытные повитухи пощипывали ее напрягшееся тело, чтобы ускорить роды, но схватки стали ослабевать с течением времени.
Нефертари страдала несказанно. Ее болезненные крики становились все слабее, и, когда к вечеру ее тело еще не открылось, царю сообщили, что она в опасности. Рамзес, который уже радовался рождению нового отпрыска Нефертари, почувствовал дыхание чумы из пасти Анубиса и вздрогнул от ужаса. Положены ли амулеты Туэрис и Бес, и принесли ли этим богиням-помощницам богатые жертвы? Спрашивая это, он уже торопился в комнату для роженицы. Нефертари положили на кровать, два жреца вместе умоляли о помощи богов, три лекаря и две повитухи растерянно стояли вокруг и пали ниц, когда вошел Рамзес.
— Для чего вы, собственно говоря, здесь?! — заорал он на них. — Вы хотите без всякой борьбы передать царицу в руки Сехмет?
Плача, он упал перед Нефертари на колени, погладил ее мокрое от пота лицо, осторожно ощупал раздувшийся живот и попросил:
— Любимая, скажи что-нибудь! Что я могу для тебя сделать?
Нефертари открыла свои усталые, наполовину ослепшие от боли и напряжения глаза и взглянула на супруга.
