деревушке?
Он окинул взглядом собравшихся.
Клещи ему никто не предложил. Но людей вокруг сразу поубавилось. Даже «пострадавшие» попытались смыться. Но хирдманы Харальда им не позволили.
А вот двум воям, которые схватили Радима, никто препятствовать не стал. И они этим немедленно воспользовались.
Минута – и вокруг стало совсем пусто. Остались только староста, Хотен с приятелем и Радим.
Нет, на самой ярмарочной площади люди остались. Но держались на почтительном расстоянии, во все глаза наблюдая, как занятно оборачивается «праведный суд».
– А ты знаешь, что меня сам полоцкий князь… – начал староста, но Харальд его перебил.
– Полоцкий князь далеко, – сказал он. – А я здесь. Подумай ещё и задай правильный вопрос.
Староста поглядел на Харальда. Потом на нурманов, которые пришли с ним… Их было не так уж много, но достаточно, чтобы перебить всех в его деревне. И чтобы ограбить торжище, их тоже хватило бы. Это же не большой торг, на который съезжаются десятки купцов со своими охранниками.
Осознав все это, староста задал тот самый правильный вопрос:
– Чего ты хочешь, добрый господин?
Те нурманы, что знали словенский, захохотали.
Радим тоже засмеялся. Харальд – добрый!
Хотя кому как. Вот к нему, Радиму, Харальд-хёвдинг, несомненно, добр.
Энунд больше не держал Радима, только руку на плече оставил.
– Я желаю всего лишь справедливости, – обманчиво мягким голосом произнёс Харальд. – На моего человека напали, попытались обратить в раба… Знаешь, что за наказание полагается тому, кто обратил в раба свободного человека?
Староста глядел на него, как прижатая веником мышь.
– Ему полагается смерть, – сообщил Харальд. – Ты хочешь умереть?
Староста замотал головой.
– Или ты хочешь заплатить виру? – «догадался» Харальд. – Что ж, это возможно. Полагаю… Гривны серебром будет довольно. И достанутся они ему, – Харальд показал на Радима. – А ещё ему достанутся те, кто на него напал. Он ведь не убил их, верно? Значит, их жизни принадлежат ему. Но их жизни можно выкупить. Так и по нашему закону, и по вашему, верно?
Староста громко сглотнул и кивнул.
– За хорошего раба на смоленском рынке могут дать гривну серебром. Этих, – он показал на Хотена с приятелем, – нельзя назвать хорошими рабами. Строптивость из них выбить можно, но сильнее они от этого не станут. Однако если их оскопить и продать ромеям, то заплатят за них уже не серебром, а золотом…
– Чего ты хочешь, скажи! – пискнул староста.
– Три гривны серебром, – сказал Харальд.
– У меня столько нет! – мгновенно отреагировал староста. Жадность даже страх пересилила. – Это очень большие деньги!
– Только что ты хотел взять две гривны с моего человека, – напомнил Харальд. – И это казалось тебе хорошей вирой за его жизнь. А за свою жизнь и жизнь этих, – кивок на Хотена с приятелем, – три гривны кажутся тебе слишком большим выкупом?
– У меня их нет! – воскликнул староста.
– Может, он забыл, где их спрятал? – громко пробасил Гуннар. – Так мы поищем!
Староста побелел.
– Ладно, – сказал Харальд. – Пусть будут две гривны. Остальное мы возьмём припасом. Но поторопись. Если денег не будет, когда эта тень станет вот такой… – Харальд показал, насколько должна укоротиться тень от телеги, – мы пойдем искать сами.
– По-моему, можно было их попросту ограбить, – проворчал Хрут Третий Глаз, придирчиво проверяя клинок. Клинок был идеально чист, но Хрут всё равно уложил меч на колени и продолжил полировку.
– Попросту? – Гуннар хмыкнул. – Дурень ты, Глаз. Не получилось бы попросту. Тогда всех, кто там был, пришлось бы убить. А нас для такого дела мало.
– Да я бы один со всеми этими бондами управился! – воскликнул Хрут.
– Поубивать – дело нехитрое, – сказал Волчья Шкура. – А если разбегутся, как переловишь? И когда весть дойдёт до здешних ярлов, – а она дошла бы, – ловили бы уже нас. И если ты думаешь, что с варягами справиться так же легко…
– Не думаю, – буркнул Хрут, убрал меч и почесал шрам на макушке, там, где пришедшийся вскользь удар топора начисто срезал кусочек Хрутова скальпа. Собственно, из-за этой плеши его и прозвали Третьим Глазом.
– Но мы же их всё равно ограбили? – спросил внимательно слушавший Радим. – Разве нет?
– Мы не грабили, а вершили справедливость! – строго ответил Гуннар. – Они сами это признали.
– Ещё бы они не признали! Этот староста так перепугался, что от страха штаны подмочил!
– Вот! – Гуннар поднял палец. – Понимаешь, какая между вами разница?
– Какая?
– Такая, что ты, Волчонок, когда тебе копьями грозили, за нож взялся, а он – в штаны напрудил. А ведь хёвдинг [16] даже меча не вынул.
– Если б Харальд так на меня посмотрел, – фыркнул Радим, – я бы, может, тоже в штаны напустил.
– Нет, малыш, не тоже, – Гуннар потрепал Радима по макушке. – Я это знаю. И Хрут тоже, а главное – наш хёвдинг это знает. Иначе бы тебя тут не было. Все боятся, Волчонок. И я, и он, и даже Харальд. Кто-то, испугавшись, бежит. Кто-то гадит и пресмыкается. А кто-то хватает палку и лупит свой страх по голове. Не меч делает человека воином, парень. Не сила. Даже не умение убивать людей. Пока ты не научился убивать свой страх – ты не воин. Те, которые грозили тебе копьями, – не воины. Просто вооружённые трусы. И когда трусы увидели настоящего воина – то есть меня, – они тут же сбежали.
– Так ты убил бы их раньше, чем я очищу луковицу, – сказал Радим. – И они это отлично знали.
– С чего бы? – удивился Гуннар. – Я же сказал: мы не собирались никого убивать. Только свершить правосудие.
– А если бы вместо них там была варяжская дружина? – спросил Радим.
– А какая разница? Этот мокроштанный должен был наказать своих родичей, а не объявить тебя рабом. Будь там хоть сам киевский конунг [17], мы бы всё равно вступились за тебя. Может, ты и не получил бы столько серебра, но в обиде не остался.
– Так Харальд всё равно у меня его забрал, – без всякой обиды сказал Радим.
– Не забрал, а взял на хранение, – поправил Гуннар. – И когда мы придём в Изборск, то на это серебро купим тебе хорошее оружие и одежду, подобающую воину. Ну и ты теперь уже не нахлебник, раз в общем сундучке твои деньги есть.
Ольга
Проснувшись утром, Ольга долго лежала, обдумывая то, что ей привиделось.
Тревожный сон, смысл его неясен. Пойти к Вилме, спросить вещую няньку?
Но представились непроницаемые глаза знатной чудинки… Вспомнилась Дайна… Та прикидывалась заботливой, а потом предала её.
Ольга прогнала прочь тревожные мысли.
«Если верить гаданиям и сну – Радимка у нурманов. Где в Плескове искать нурманов?»
И тут её осенило – на торгу же!
Там гости со всех земель бывают!
Княжна вскочила с постели, начала звать служанок.
– Собирайтесь! Пошлите за моими подружками! Гулять пойдём!
Плесковское торжище протянулось вдоль реки, шумное и многолюдное. Пожалуй, во всех северных словенских землях только в Новом городе торг ещё больше. Повсюду виднелись шатры купцов со всех северных и закатных земель. Ольга в сопровождении подруг, служанки и охранника шла между рядами, быстро оглядывая прилавки. Домашняя утварь, конская упряжь, вяленая рыба, меха, ножи…
– А где тут оружейники? – повернула она голову к телохранителю из отроков [18], молодому варягу по имени Бразд.
– Зачем тебе, княжна? – удивился юноша. – Может, лучше к златокузнецам тебя проводить?
– Да, пошли лучше мониста смотреть! – оживились Неждана с Желаной. – Купцы как увидят, что пришла сама княжна, бегом все сокровища нам вынесут!
– Слыхала я, что у нурманов златокузнецы получше наших, – уклончиво ответила Ольга. – А уж лучше их оружейников и на свете нет…
– Вот неправда, – возмутился Бразд. – Всякий знает, что лучшие на севере брони – новгородские!
– Ну а мечи? – Ольга вспомнила когда-то краем уха услышанный разговор мужей. – Всякий варяг желает ходить с нурманским мечом!
– И тоже неправда, – упрямился Бразд. – Это не нурманские мечи, а франкские. Такие же и в Новом городе могут выковать, сам видел. Нурманы просто привозят
