Мансур подобрал ее, повернул так, чтобы в ней отразилось солнце, и с восхищением смотрел на нее.
– Надо отвезти эту рыбу домой, в Хай-Уэлд, – сказал он.
– Зачем? – резко спросил Джим.
– Чтобы показать семье, моему отцу и твоему.
– К ночи она утратит цвет, чешуйки высохнут и потускнеют, а мясо начнет гнить и вонять. – Джим покачал головой. – Я хочу запомнить ее такой, во всем ее великолепии.
– Так что нам с ней делать?
– Продадим начальнику интендантской службы корабля ВОК.
– Такое замечательное создание. Продать его, как мешок картошки? Это святотатство, – заявил Мансур.
– Даю тебе зверей земных и рыб морских. Убивай! Ешь! – прочитал по памяти Джим. – Бытие. Слова самого Бога. Как это может быть святотатством?
– Твоего Бога, не моего, – возразил Мансур.
– Он один и тот же Бог, твой и мой. Мы только называем его по-разному.
– Он и мой Бог, – не пожелал остаться в стороне Зама. – Кулу-Кулу, величайший из великих.
Джим перевязал раненую руку клочком ткани.
– В таком случае именем Кулу-Кулу. Этот зубан – пропуск на борт голландского корабля. Я хочу использовать его как рекомендательное письмо к интенданту. Я собираюсь продать ему не только рыбу, но все, что производит Хай-Уэлд.
В спину ребятам со скоростью десять узлов дул свежий северо-западный ветер, они смогли поставить единственный парус и быстро прошли по заливу. Под защитой пушек крепости на якорях стояли восемь кораблей. Большинство здесь находились уже несколько недель и обеспечили себя провизией.
Джим показал на судно, пришедшее последним.
– Они много месяцев не ступали на сушу. И истомились по свежей пище. Вероятно, уже вовсю страдают от цинги. – Джим повернул руль, пробираясь между кораблями. – После того что они с нами сделали, непременно надо на них нажиться.
Все Кортни были купцами до мозга костей, и даже для самых молодых из них слово «прибыль» имело священный смысл. Джим направился к голландскому кораблю. Это был высокий трехпалубный бриг, с двадцатью пушками с каждого борта и квадратными парусами на трех мачтах – большой и широкий, хорошо вооруженный купец, под вымпелом компании ВОК и флагом Голландской республики. Когда подошли ближе, стал виден ущерб, причиненный корпусу бурями. Судну явно пришлось в плавании нелегко. Еще ближе Джим рассмотрел на корме поблекшие золоченые буквы: Het Gelukkige Meeuw, «Золотая чайка»! Джим улыбнулся тому, насколько не идет старому паруснику это пышное название. Но тут его зеленые глаза сузились от удивления и интереса.
– Женщины, клянусь Богом! – Он показал вперед. – Сотни женщин.
Мансур и Зама вскочили, вцепились в мачту и вглядывались вперед, заслоняя глаза от солнца.
– Ты прав! – воскликнул Мансур.
Женщины, кроме жен бюргеров, их флегматичных и строго охраняемых дочерей и проституток из портовых таверн, – большая редкость на мысе Доброй Надежды.
– Только посмотрите на них! – благоговейно выдохнул Джим. – Только посмотрите на этих красавиц.
Вся передняя часть палубы была заполнена женщинами.
– Откуда ты знаешь, что они красавицы? – спросил Мансур. – Мы слишком далеко, чтобы судить. Небось уродливые старухи.
– Нет, Бог не может быть к нам так жесток. – Джим возбужденно рассмеялся. – Каждая из них – ангел небесный. Я просто знаю.
На юте расположилась небольшая группа офицеров, а матросы уже работали, заменяя поврежденные балки и обновляя корпус. Но трое в ялике видели только женские фигуры на палубе. До ребят снова донеслось зловоние, и Джим в ужасе произнес:
– У них на ногах кандалы.
У него из троих было самое острое зрение, и он заметил, что женщины бредут по палубе цепочкой, скованные, как рабы.
– Осужденные, – согласился Мансур. – Твои ангелы небесные – осужденные преступницы. Страшны как смертный грех.
Теперь юноши подплыли достаточно близко, чтобы разглядеть черты лица этих оборванок, их серые немытые волосы, беззубые рты, сморщенную старческую кожу, ввалившиеся глаза, уродливые синяки и цинготные опухоли. Женщины тупым, безнадежным взглядом смотрели на приближающуюся лодку, не проявляя ни интереса, ни эмоций.
Даже похоть Джима несколько поутихла. Перед ребятами были не люди, а избитые, измученные животные. Их парусиновые платья-рубашки были грязны и изорваны. Очевидно, они не снимали их с самого Амстердама, а воды у них не было не только на стирку, но и на то, чтобы вымыться. У мачтовых кнехтов и на юте, нависающем над палубой, стояли стражники, вооруженные мушкетами. Когда ялик приблизился на расстояние окрика, офицер в голубом флотском мундире подошел к борту и поднес к губам рупор.
– Отойдите! – приказал он по-голландски. – Это корабль-тюрьма. Держитесь в стороне, или мы будем стрелять.
– Он серьезно, Джим, – сказал Мансур. – Давай уберемся отсюда.
Джим не обратил внимания на его слова и поднял одну из рыбин.
– Vars vis! – закричал он в ответ. – Свежая рыба! Только что из моря. Поймана час назад.
Офицер у поручня помедлил в нерешительности, и Джим воспользовался представившейся возможностью.
– Посмотрите! – Он пнул большую тушу, занимавшую всю лодку. – Зубан. Лучшее мясо во всем море! Здесь достаточно, чтобы неделю кормить всех на борту.
– Подождите! – Офицер торопливо направился к группе, расположившейся на юте. Последовало недолгое обсуждение, и он вернулся к борту.
– Хорошо. Подойдите. Но держитесь подальше от нашего носа. Цепляйтесь за корму.
Мансур спустил маленький парус, и ребята на веслах прошли вдоль корабля. У трапа стояли три матроса, нацелив на ялик мушкеты.
– Никаких фортелей, – предупредил офицер, – если не хотите получить пулю в живот.
Джим благодарно улыбнулся, глядя вверх, и показал пустые руки.
– Мы не причиним никакого вреда, минхеер. Мы честные рыбаки.
Его по-прежнему привлекали ряды закованных в кандалы женщин, он с отвращением и жалостью смотрел, как они печальной вереницей бредут вдоль ближнего борта. Но тут все внимание пришлось уделить подходу к паруснику. Джим все проделал с хваткой опытного моряка, и Зама бросил конец троса матросу, ждавшему наверху.
Корабельный интендант, полный лысый мужчина, перегнулся за борт и принялся изучать предлагаемый товар. Гигантская туша зубана произвела на него впечатление.
– Не хочу кричать. Поднимайся, поговорим, – произнес он и приказал матросам спустить веревочную лестницу. Джим только и ждал этого приглашения: он, как акробат, взобрался по пострадавшему от бурь боку корабля и спрыгнул рядом с толстяком, шлепнув босыми ногами о палубу.
– Почем? – Вопрос интенданта прозвучал двусмысленно, и он расчетливым взглядом педераста осмотрел тело Джима. «Отличный кусок мяса», – подумал он, разглядывая мускулистые руки и плечи, длинные красивые ноги, отличный загар.
