— Я не причиню тебе вреда, — успокоил его брат Майкл по-французски.
Французский язык монах освоил, ещё будучи послушником, ибо уже тогда твёрдо намеревался учиться в Монпелье. Слепой его не услышал. Подвывая, он на карачках быстро-быстро уползал обратно в проулок. Ухо брата Майкла различило знакомый звук. Знакомый, но настолько неожиданный посреди разоряемого города, что монах решил, что ему чудится. Пел хор, и пение неспособны были заглушить ни гомон людей, ни лай собак, ни рёв пожара.
Он осторожно двинулся на звук, молясь, чтобы не привлечь внимания празднующих победу вояк. Монах прошёл мимо лавки кожевника, где в кадке с мочой для дубления кож плавал труп, и вышел на площадь, украшенную каменным крестом. Сзади кто-то налетел на брата Майкла, сбив с ног. Перевернувшись на спину, монах увидел над собой громилу в цветах Лавенса. Здоровяк цапнул кошель, привешенный к заменявшей брату Майклу пояс верёвке.
— Убирайся! Убирайся! — заорал монах на родном языке, в ужасе забыв, что находится во Франции.
Верзила, осклабившись, поднёс к носу жертвы широкий нож, внезапно дёрнулся, из шеи ударила струя крови прямо в лицо монаху, и рухнул на землю. Брат Майкл обтёр щёку и, повернувшись к громиле, заметил торчащую у того пониже затылка стрелу. Верзила с хрипом открывал и закрывал рот, оттуда струилась кровь.
— Ты — англичанин, святой брат?
Майкл поднял глаза. Белый герб на чёрной ливрее спрашивающего пересекала диагональная полоса — знак того, что хозяин воителя рождён вне брака.
— Так ты — англичанин? — повторил вопрос человек.
— Я — англичанин, — подтвердил брат Майкл, обретя дар речи.
— Так дал бы мерзавцу этой штукой, — указал человек на посох монаха и помог подняться, — Дал бы разок, глядишь — хватило бы. Они тут все пьяны в дымину.
— Я — англичанин, — зачем-то опять сказал брат Майкл. Его трясло.
— Далеко же тебя занесло от дома, святой брат, — ухмыльнулся человек.
Повесив на мускулистое плечо лук, он достал кинжал и, нагнувшись над верзилой, вырезал стрелу, заодно прикончив здоровяка.
— С хорошими стрелами тут туго, — объяснил он, — Поэтому мы ими не разбрасываемся. Увидишь где, тоже подбирай.
Майкл отряхнул рясу и внимательнее рассмотрел эмблему на одежде своего спасителя: странный зверь с кубком в когтях.
— Вы служите… — начал монах.
— Ублюдку, — кивнул человек, — Ле Батару. Мы — эллекины, святой брат.
— Эллекины?
— «Адские посланники» в вольном переводе. Ну, что в местном аду делаем мы, понятно, а что забыл здесь ты, святой брат?
— У меня письмо к Ле Батару.
— Что ж, пойдём его искать. Меня звать Сэм.
У Сэма было открытая физиономия, готовая расплыться в мальчишеской улыбке. Он повёл монаха мимо церкви с укрывшимися внутри горожанами. Вход охраняли два эллекина.
— Наш Ублюдок не одобряет изнасилований, — коротко бросил монаху Сэм.
— Достойно, — сказал монах.
Сэм покосился на него и хмыкнул:
— С тем же успехом можно «не одобрять», например, дождь.
Они вышли на площадь, посреди которой застыли полдюжины всадников с мечами наголо, в кольчугах, шлемах и ливреях епископа Лавенса. Позади них стоял услышанный братом Майклом хор. Десяток мальчиков старательно выводил псалом: «Domine eduxisti, de inferno animam meam vivificasti me ne descenderem in lacum…»
— Он… — Сэм постучал пальцем по гербу, имея в виду, очевидно, Ле Батара, — …растолковал бы, о чём они поют.
— Они поют о том, что Господь выведет наши души из ада, — перевёл брат Майкл, — даст нам жизнь и убережёт от преисподней…
— Очень любезно со стороны Господа, — ухмыльнулся Сэм.
Он кивнул всадникам и тронул рукой шлем, буркнув Майклу:
— Епископ.
Епископ оказался рослым осанистым мужчиной в доспехах, сидящий на статном жеребце под знаменем с пересечёнными крестами и посохом.
— Ждёт, — зло сплюнул Сэм, — ждёт, пока мы вытащим для него каштаны из огня. Всегда одно и то же. Распинаются, де, мы будем сражаться с вами плечом к плечу, а, когда дело доходит до драки, пускают нас вперёд, сами же в безопасном закуте жрут винище. Ну, за это они нам и платят. Ты не зевай, брат. Здесь опасно.
Он снял с плеча лук, обогнал монаха и сторожко заглянул за угол. Осмотрелся по сторонам:
— Чертовски опасно.
Брат Майкл приблизился к стрелку. Они стояли на краю обширного пустыря, то ли рыночной площади, то ли Бог знает чего. На дальнем конце виднелась прорубленная в скале дорога, поднимавшаяся к воротам замка. Надвратное укрепление, озарённое пламенем городских пожаров, пестрело флагами. Часть из них несла изображения святых, на помощь которых надеялись защитники замка, часть — герб владетеля Виллона, золотую ласточку. Арбалетный болт клюнул стену рядом с монашком и упал на брусчатку.
— Если мы захватим замок до рассвета, наша плата удвоится.
— Удвоится? — удивился брат Майкл, — Почему?
— Завтра день святой Бертильи, а жёнушку нашего нанимателя зовут как раз Бертилья. Коль мы возьмём замок в день её небесной покровительницы то тем самым докажем, что Бог не одобряет её измены.
Подобное сомнительное богословие никогда не было близко брату Майклу, но спорить он не стал:
— Она сбежала от мужа, да?
— Не суди её строго. Муж у неё — редкая скотина. Только свадьба есть свадьба. В аду поубавилось бы народишка, кабы женщинам дозволили бы самим выбирать себе мужей. Но девчонку жалко.
Сэм наложил на лук стрелу, шагнул из переулка, зорко высматривая достойную цель, не нашёл ничего заслуживающего внимания и отступил обратно:
— Бедная девушка спряталась в замке, а скотина-супруг платит нам за то, чтобы мы выковыряли её обратно.
Осмелев, брат Майкл по примеру лучника высунулся из-за угла и едва успел юркнуть обратно, прежде чем о мостовую там, где он стоял, ударившись два арбалетных болта.
— Счастливчик! — хлопнул его по плечу Сэм, — Псы приметили меня, взяли прицел. Чуть меньше удачи, и ты бы уже беседовал со Спасителем!
— Вам леди оттуда не выковырять, — переведя дух, высказался монах.
— Отчего же?
— Такую твердыню людям не взять.
— А мы — не люди, — расплылся в ухмылке Сэм, — Мы — эллекины, а, значит, девоньке недолго осталось миловаться с сердечным другом. Надеюсь, он её хорошенько приголубит напоследок, чтобы страдалице потом хоть вспомнить было что.
Майкл покраснел. Женщины очень осложняли его нынешнее существование. В обители, где представительниц слабого пола юноша не видел годами, дьявольские искусы повергались им легко. В пути пришлось тяжелее. Нечистый строил козни, а брат Майкл держался изо всех сил. В Тулоне разъярённый его стойкостью Люцифер подослал пьяную шлюху. Она сцапала монашка со спины, повернула к себе и впилась в уста мокрыми слюнявыми губами. И всё же брат Майкл не посрамил духовного звания. Вырвался! Хохот блудницы до сих пор стоял в его ушах, уязвляя его праведную душу. В памяти всплыла белизна кожи мёртвой девицы у городских ворот и, чтобы отогнать неподобающие видения, он начал мысленно читать молитву. Дочитать не успел, отвлёк шум, похожий на вспархивающие целой стаи птиц. Площадь осыпал настоящий дождь арбалетных болтов. Их наконечники выбили из мостовой яркие искры. Брат Майкл подивился глупости защитников: в кого стрелять, площадь пуста? Затем заметил людей в накидках с капюшонами, стекающихся со всех переулков и строящихся в центре открытого пространства. Все они были лучниками, и на дождь арбалетных болтов они ответили градом стрел. Не коротких, оперённых кожей железных болтов, а лёгких английских стрел, пущенных крепкими тисовыми луками с пеньковых тетив, звенящих, как струны арф. Стрелы ушли к замку, ловя остриями отблески пожаров. Брат Майкл обратил внимание, что поток арбалетных болтов резко иссяк. Вражеские стрелки попрятались, и часть лучников перенесла огонь на бойницы боковых башен. Один из англичан упал с болтом в груди, но других потерь, насколько видел монах, у лучников не было.
