— Мерси за комплимент, сэр.
— Всегда пожалуйста. Потом все разошлись по домам, а док Билли вцепился в несостоявшегося покойничка, как собака в кость, и, подвергнув его тщательному осмотру, напророчил Мордехаю ещё минимум десять лет жизни. А тот возьми и окочурься на следующий же день! И теперь уже окончательно. Доброе утро, сержант!
— Доброе утро, майор. — пробурчал Труслоу.
Ни один из офицеров не мог похвастать тем, что слышал от Томаса Труслоу обращение «сэр», даже командир Легиона Бёрд, хотя майору сержант, несомненно, симпатизировал.
— Помните Мордехая Мура, Труслоу?
— Чёрт, да. Недоумок и ради спасения души не сумел бы ровно штукатурку класть. Нам с отцом однажды пришлось после него половину хлопкового склада переделывать. Бесплатно, между прочим.
— Значит, строительное дело не понесло с его кончиной той утраты, которую, несомненно, понесло бы с его воскрешением. — бодро и сложно заключил Бёрд.
Бёрд имел прозвище «Птичка-Дятел», и был высок, нескладен и тощ, как скелет. Он возглавлял крохотную окружную школу в Фальконер-Куртхаусе в тот момент, когда муж его сестры, крупнейший местный землевладелец Вашингтон Фальконер создал Легион своего имени. Сейчас Вашингтон Фальконер, получивший ранение под Манассасом, долечивался в Ричмонде, оставив вместо себя Бёрда заправлять в Легионе на птичьих (как бы каламбурно это ни звучало) правах. В Легион Таддеус Бёрд вступил, вероятно, одним из последних, да и неизвестно, вступил бы вообще, если бы сестрица не сосватала его мужу в майоры для ведения бумажной работы. На диво всем, бывший учитель проявил себя командиром даровитым и умным. Люди его любили, может, потому, что чувствовали в нём насмешливую снисходительность к слабостям человеческой натуры.
Бёрд взял Старбака под локоток, увлекая прочь от роты:
— Буквально на пару слов, капитан.
Они выбрались на полянку, расчерченную кругами: бледными и большими на местах снятых палаток, меньшими там, где выщипали траву привязанные офицерские лошади и совсем маленькими, чёрными — от кострищ. Старбаку подумалось, что долго ещё после ухода Легиона круги будут напоминать о пребывании на этом луге воинской части.
— Что ты решил, Нат? — в лоб спросил Бёрд.
Старбака он уважал, и в голосе майора Натаниэль распознал искреннее участие. Бёрд тем временем достал пару дешёвых тонких сигарок, одной угостил Старбака, другую взял сам, чиркнул спичкой.
— Я остаюсь в Легионе, сэр. — раскурив сигарку, сказал Старбак.
— Я надеялся на подобный ответ, признаюсь честно. Хотя…
Майор умолк, попыхивая сигарой, глядя на отмеченный дымами Лисбург. На отдалённые выстрелы ни майор, ни Старбак внимания не обратили. Редким утром не находилось желающих поохотиться.
— Отличный будет денёк. — обронил Бёрд.
— …Хотя мы не знаем, точно ли полковник Фальконер ушёл с поста командира Легиона? Так, сэр?
— Так. Не знаем. Мы, вообще, ничего не знаем. Солдаты, как дети, большую часть времени проводят в блаженном неведении. Но учтите, Старбак, оставшись, вы сильно рискуете.
— Вы рискуете не меньше.
— Ха! У тебя, Нат, нет сестры, которая из полковника верёвки вьёт, — жёлчно заметил майор, — И это прискорбное обстоятельство делает тебя гораздо уязвимее меня. Позволь мне напомнить: ты, бесспорно, сослужил добрую службу роду людскому, отправив на тот свет жениха моей бедняжки-племянницы, но, боюсь, нашего любезного полковника в этом не убедит даже сонм явившихся просить за тебя архангелов.
— Не убедит, сэр. — без выражения подтвердил Старбак.
В напоминаниях об убийстве Итена Ридли он не нуждался. Старбак застрелил Ридли в неразберихе, царившей на поле боя под Манассасом и с тех пор, как ни твердил себе, что сделал это в порядке самообороны, в глубине души знал: это было убийство, любовно выношенное и тщательно взлелеенное. Знал он также и то, что за это убийство ему на небесах спишутся многие иные прегрешения. Хотя, определённо, Вашингтон Фальконер, случайно оказавшийся свидетелем убийства обожаемого им Итена Ридли, Старбака не простит никогда.
— И всё-таки я хочу остаться в полку. — твёрдо сказал Натаниэль Бёрду.
Старбак был чужаком в чужом краю; северянином, сражающимся против Севера, и Легион стал для Натаниэля его новым домом. Легион его одел, накормил и дал верных друзей. В Легионе Старбак ответил для себя на самый главный вопрос юности: где моё место в жизни? Место Старбака было должностью офицера Легиона Фальконера, и это место его полностью устраивало.
— Что ж, удачи нам обоим. — промолвил Бёрд, думая о том, что удача им, ох, как понадобится, если он прав в своих подозрениях, и их передислокация к Сентервиллю — часть плана полковника Вашингтона Фальконера, замыслившего вернуть под своё начало отбившийся от его рук ещё под Манассасом Легион.
В конце концов, именно Вашингтону Фальконеру Легион был обязан появлением на свет. Вашингтон Фальконер дал ему своё имя, собрал и оснастил лучшим, что только можно было купить за деньги. Никто иной, как Вашингтон Фальконер привёл Легион для боя на берега ручья Булл-Ран. Полковник и его сын (тоже раненый в том сражении) сразу после битвы отбыли в Ричмонд, где их чествовали, как героев, что истине несколько не соответствовало, ибо, в отличие от сына, сам полковник пребывал в нетях тогда, когда Легион ценою немалой крови сдержал натиск рвущихся в тыл южного воинства янки. Рассказывать правду о роли Фальконера-старшего было поздно: Виргиния, а, вслед за ней и весь Юг, считали Вашингтона Фальконера новым царём Леонидом и требовали, чтобы ему дали под командование бригаду. И в этом случае, понимал Бёрд, новый Леонид пожелает, чтобы сердцем его бригады стал Легион его спартанцев.
— Что слышно, получит наш герой-голова-с-дырой свою бригаду? — Старбак подавил мучительный зевок.
— Поговаривают, что ему взамен предложат дипломатический пост. — скривился Бёрд, — Самое занятие для него. Лизать афедроны сильным мира сего у моего зятька выходит лучше, чем воевать. К сожалению, наши газеты воют, что наша армия не обойдётся без его полководческого таланта, и наши политики, вероятно, уступят их требованиям, как всегда и происходит, ведь уступить легче, чем шевелить собственными мозгами.
— И всё же я рискну. — сказал Старбак.
Нет, конечно, на Легионе Фальконера для него свет клином не сошёлся. Старбака звал к себе в штаб Натан Эванс, ставший генералом и командовавший по соседству разношёрстной бригадой. Капитану Эванс нравился, но Легион был родным домом, к тому же не мог Старбак поверить до конца, что командование решится доверить Вашингтону Фальконеру целую бригаду.
