забегали. Наконец и до этих тупиц что-то дошло.
А вот и рассвет показался алым краем над горизонтом. Чернильная темнота стала серой, а значит, вот-вот все случится! Со страшным грохотом обвалился участок стены шириной в тридцать шагов, а франки с ревом побежали в открывшийся пролом.
Август 631 года. Новгород
— Боярин! Боярин! — воин растолкал Стояна, который уже которую неделю спал короткими тревожными рывками. — На стену зовут!
— Случилось что? — Стоян резко встал и сунул ноги в сапоги.
— Гарью несет откуда-то, а огня не видать, — развел руками воин. — Не поймем ничего, как бы беды не вышло.
— В такую ж тебя мать…, — протянул Стоян, который тяжеловато соображал спросонья. Осознание пришло внезапной вспышкой, и он заревел. — Ложный подкоп! Тагму к стене! Всех! А ты к боярину Люту беги! Скажи, пусть ополчение свое собирает. Нам сейчас каждое копье понадобится! Женщин и детей в княжескую цитадель пусть ведут! Гонца к князю послать!
— Слушаю, боярин! — воин ударил кулаком в грудь и убежал.
— Сучьи дети! — рычал Стоян, спешно надевая доспех. — Это ж они для вида камни кидали! А сами второй подкоп в это время рыли! Да какими же глазами я теперь на князя посмотрю! Ну, может Яровит даст, хоть погибну с честью!
Воины строились у ворот, надевая щиты на руку и тетиву на луки. Дымом на стене тянуло явственно, а сотники, прислонив горшок к земле, слушали, затаив дыхание, треск под землей.
— М-да, почтенные, — протянул Стоян. — Вот прямо тут стена скоро и рухнет. А потом франки на приступ пойдут. Сколько у нас времени есть, одним богам известно.
— Ты только посмотри на это! — потрясенно протянул один из сотников, Милан, увидев в рассветных лучах марширующих горожан. — Да что б я сдох! Сколько же денег у людей…
Полчаса назад
— Хозяин! Хозяин! — дверь спальни заходила ходуном, ведь Ярец, слуга Лотарового семейства, был малым крепким. Изгой, не прошедший отбор в войско, остался в жить Новгороде. В родном селении его никто не ждал, там и без него голодных ртов много было. А потом он нашел себе хорошую девчушку, Волицу, что служила в доме Лотара, да так и прижился здесь.
— Ты чего стучишь? — Лотар свесил ноги с постели. — Ночь ведь на дворе.
— Ополчение на сбор кличут, — ответил слуга. — Франки на приступ скоро пойдут. Баб с детьми велено в княжий замок вести.
— Не пойду! — побледнела, как мел Эльфрида. — Растащат здесь все без моего глаза.
— Совсем спятила? — поразился Лотар, который всунул ноги в штаны. — Иди, детей буди! И бегом в цитадель!
— Не пойду! — затрясла головой Эльфрида. — Я свой дом не брошу.
— Ярец! — спокойно сказал Лотар. — Пусть жена твоя берет детей и уходит в замок. Хозяйка сейчас спустится.
— Не пойду! — завизжала Эльфрида. — Не брошу дом! Сколько лет наживали!
— Одевайся и пошла вниз, дура! — лицо Лотара, который обычно не связывался с женой, взвалив на нее все домашние заботы, пошло багровыми пятнами. — Я, Эльфрида, тебя за всю жизнь пальцем не тронул, потому как люблю очень. Но сегодня ты у меня получишь! Я долго твою жадность терпел. Над тобой же весь Новгород потешается! Богачка, говорят, из первых, а за полушку удавится!
— Копеечка к копеечке, ты сам знаешь! — затравленно посмотрела на него Эльфрида. — Копеечки эти в рубли потом складываются.
— Я тебе предлагал перед войной деньги в Солеград вывезти, — продолжил Лотар. — Две сотых части в год за хранение всего! И под слово князя! Если что, он их из своего кармана отдаст! А ты что? Сказала, дорого! Пятидесятая часть тебе дорого? Ну, ничего, как всего лишишься, поумнеешь!
— Авось, пронесет! — испуганно парировала Эльфрида. — Город крепкий! Бог даст, не возьмут его франки!
— Я тебе сейчас бока намну, поняла? — могучий кузнец легко, как ребенка, поднял пышнотелую жену и приблизил ее лицо к себе. Он произнес раздельно. — Встала, оделась и пошла в цитадель! Ты меня поняла? Или мне тебя вожжами отходить, чтобы в ум вошла?
— Поняла, — побелевшими губами прошептала Эльфрида, которая в глазах любимого мужа явственно увидела, что с ней случится уже через минуту. Она еще никогда не видела Лотара в такой ярости. — Успокойся, милый! Не надо вожжами… Уже одеваюсь. Уже бегу… Только дом после вас запру… Не приведи господь, кто чужой сюда зайдет, я ведь ума лишусь.
— Ярец! — заорал в бешенстве Лотар. — Каморку с оружием отпирай!
— Уже готово все, хозяин! — ответил парень. — Пойдем бронь надевать.
* * *
— Ты только посмотри на это! — потрясенно протянул один из сотников, Милан, увидев в рассветных лучах марширующих горожан. — Да что б я сдох! Сколько же денег у людей…
— Лишних денег, брат…, — не менее потрясенно ответил второй. — Да за эти деньги еще один легион в железо одеть можно…
Городское ополчение, собранное из самых обеспеченных жителей, поражало великолепием оружия и доспехов. Бояре, богатые торговцы, владельцы мануфактур и приказные дьяки были закованы в роскошную броню, а в руках несли арбалеты, изукрашенные богатой резьбой и позолотой. Доспех был и кольчужный, местной работы, и чешуйчатый, привезенный из ромейских земель. Он был ничем не лучше, но существенно дороже, а это для местной публики было весьма важно. Но это были люди, сильно отставшие от веяний моды. Бригантина! Вот настоящий выбор состоятельного человека в текущем сезоне! Металлические пластины доспеха были обтянуты тканью, и именно здесь фантазия новгородских портных разыгралась на полную катушку. Тонкое сукно, украшенное богатой вышивкой, шелковые вставки и златотканная константинопольская парча… Разноцветная змея, марширующая по улице, резала глаз непритязательной публики, что раскрыла рот в изумлении. Этой публикой были воины Стояна, которые застыли столбом, разглядывая шагающее на них немыслимое великолепие. Шлемы ополченцев были украшены роскошной чеканкой и золотом. Такую красоту у данов делали. Там, что ни шлем, то шедевр, любому ювелиру на зависть. Гордым воинам этого было мало, поэтому на ветру развевались пышные плюмажи из разноцветных страусиных перьев. Поголовье этих птиц в Сирии и Иудее выбивалось невероятными темпами. Перья на шлеме были местной придумкой, простодушные даны до такого еще не дошли. Дурной вкус кичливых новгородских богатеев проявился и здесь. Все вооружение было необыкновенно дорогим и нарядным. И даже слуги, что шли сзади с длиннейшими пиками, были одеты в добротные кожаные куртки, обшитые железными пластинами, и простые шлемы. Каждый воин ополчения обязан был с собой привести послужильца, боевого слугу, которого за свой счет снарядит. Это тоже такой фильтр был для отсева недостаточно богатых претендентов. А нечего, понимаешь, с солью земли за один
