Филипп вернулся за свой стол, о чём-то негромко стал разговаривать с Люпусом. Поморщился, дёрнул плечом: у стены раздались ещё два выстрела. Дослушав слова патера, кивнул, выпрямился. Громко позвал:
– Эй, хозяин! Кроме тебя в трактире ещё кто-нибудь есть?
– Совсем никого! Эти буяны всех распугали!..
Трактирщик, мелко, торопливо крестясь, выбрался из-за стойки и, нетвёрдо ступая, пошёл, повинуясь манящему жесту, к Филиппу. Адония, чутко уловив условную интонацию, быстро взглянула, взяла у Маленького короткий корт и пошла вслед за трактирщиком.
– Вы, – дрожа, как в ознобе, лепетал тот, приближаясь к Филиппу, – не убьёте меня? Нет, добрые господа, не убьёте?
– Ну что ты, – миролюбиво протянул Филипп. – Всего лишь расплатимся. Я тебе – друг. Ты веришь мне? Веришь? Ну хочешь – обнимемся!
Трактирщик, как заворожённый, потянулся к его разведённым для объятий рукам, но Филипп вдруг отстранился, указывая на его грудь пальцем:
– Что это у тебя? Ты меня можешь испачкать!
– Нет ничего, – с недоумением осмотрел себя трактирщик. – Я чист…
Сделав короткий выпад, Адония пронзила его спину клинком. Трактирщик, казалось, совершенно потерял способность что-либо чувствовать. Непонимающим взглядом уставившись на выскочившее из его груди остриё корта, он стал ладонями сбивать его, словно пыль с одежды, до костей рассёк ладони – и, медленно осев на пол, склонился, как на молитве.
– Нужно точно в сердце, – недовольно выговорил Адонии Филипп.
– Туда и ударила, – попыталась оправдаться покрасневшая ученица. – Рука-то сама идёт…
– Конечно сама. Но ведь удар тебе ставили – в грудь! А если бьёшь сзади – то сердце в другой стороне туловища!
Смутившись до слёз, Адония переместила клинок и ещё раз пронзила вздрогнувшее и тут же обмякшее тело.
Через пять минут трое путников уже затягивали подпруги и садились в сёдла. Вышел и Филипп, задержавшийся для того, чтобы убедиться, что все, кто мог о них рассказать – мертвы.
Прошло больше получаса, когда к трактиру подъехал случайный торговец. Едва войдя внутрь, он, бледный, как смерть, выскочил оттуда на улицу и отчаянно закричал.
Маленький, вернувшийся в Люгр купить соли, а заодно глянуть, что делается вокруг трактира, застал там большую толпу и пробирающихся сквозь неё, в своих красных мундирах, прибежавших из сторожевой башни солдат.
К обеду Маленький не вернулся. Давно остыла оставшаяся несолёной уха, и давно погас костерок на берегу неширокой речушки. Не приехал он и к вечеру. Филипп, закрепив на себе боевую оснастку, оседлал жеребца и, подгоняя тяжёлым взглядом падающее к горизонту солнце, направился к Люгру. Адония и монах, быстро собравшись, переменили место стоянки.
Ночью, часа в два или три, послышался топот копыт, и на берег реки, в условленном месте, выехали Маленький и Филипп – на двух лошадях. Но, когда они спешивались, стало видно, что приехал с ними и третий – лет пяти или шести белоголовый ребёнок.
– Сын трактирщика, – пояснил монаху Филипп. – Сидел под стойкой и всё видел. Когда Маленький появился в толпе, тотчас на него указал.
– Работы было много? – спросил бесстрастным голосом Люпус.
– В общем – да, – ответил Филипп. – Шестеро стражников, два арестанта, три человека в трактире. Трактир сжёг.
– Похвально, – кивнул капюшоном монах. – Прекрасный след оставили для «дон Кихота».
– Для кого? – переспросил Филипп.
– Не имеет значения. Пока просто догадка. Маленький!
Подросток, виновато шмыгая носом, быстро приблизился.
– Я слушаю, патер…
– Ребёнка утопи. Потом нас догонишь. Быстрее, дети мои, меняем место!
Немного отъехав, монах распорядился:
– Филипп! Присмотри за ним. Мне очень важно знать – утопит он мальчишку, или ослушается.
Филипп, придержав лошадь, повернул назад. А Люпус спросил:
– Скажи, дочь моя, что следует сделать с бойцом, который не выполнит моего распоряжения?
– Я не могу даже вообразить, что значит – ослушаться вас, патер!
– Хорошо. В таком случае, когда Маленький догонит нас – попробуй определить, убил он ребёнка, или же не убил.
– Пусть догоняет. Увидим.
Через полмили Маленький, осадив коня, пристроился рядом с Адонией и спросил:
– А где Филипп?
– Спой песенку, – вместо ответа попросила его ласковым голосом Адония.
Подросток вскинул голову, посмотрел, припоминая известные ему песни, на белеющий серп луны, и негромко запел.
Когда песня закончилась, Адония, наклонившись к нему, вдруг цепко схватилась за рукоять заложенного за пояс метательного ножа, вытянула его и, повернув лезвием вниз, спрятала в свой сапог.
– Правильно, дочь моя, – одобрил её поступок монах. – Человек, только что убивший ребёнка, так петь не будет.
Через несколько минут их догнал Филипп. В седле, перед ним, сидел сын трактирщика. Совершенно мокрый. Живой.
«Если «дон Кихот», волею случая, был в той толпе у трактира – то он Маленького, несомненно, запомнил. Тогда в любом городе, на любой улице, обнаружив его, «дон Кихот» обнаружит и нас. От Маленького нужно срочно избавиться, – и вот вполне законный предлог. Да, я умён. Но, как и в своё время в Массаре, никто не может этого оценить!»
Утром сделали короткий привал. Филипп, обнажив длинную шпагу, увёл Маленького в сторону, объясняя ему на ходу, что лошади забеспокоятся, если почуют кровь. Монах и Адония, раскрыв дорожные сумы, принялись менять облик.
Вернулся, вытирая шпагу, Филипп.
Через полчаса на тракт выехали три человека. Старый торговец в огромном лиловом берете, высокий, крепкий мужчина и его юная, в чёрном дорожном платье, жена. Перед мужчиной, в седле, покачивался их сын – малыш лет шести, с коротко остриженными чёрными волосами, с опухшей щекой, негромко поскуливающий от зубной боли.
– Нужно ускорить твой брак с бароном Брассетом, – сказал, как бы в сторону, Люпус.
– Брассет плох? – озабоченно проговорила девушка в чёрном. – Может преждевременно умереть?
– Вот и Филипп спросил так же. Нет, барон подготовлен надёжно. Вот только… Я чувствую неприятное внимание к нам и к нашему монастырю. Чьё это внимание – пока не известно. Не исключено, что уже этой осенью нам придётся уходить и отсиживаться в подземелье. Да и уже сейчас я испытываю заметное неудобство от того, что в нашей компании отсутствуют Вьюн и Глюзий. Регент весной сманил их куда-то.
– Цын обещал мне вернуться ещё месяц назад, – негромко добавил Филипп.
– Что ж, патер! Я готова к знакомству с бароном. Приложу всё старание, чтобы его очаровать!
– Вот как раз очаровывать его не придётся, – криво улыбнулся Филипп.
– В будущей невесте он станет ценить не женскую красоту, – пояснил Люпус, – а её деньги. Брассет неимоверно богат, – и так же неописуемо жаден. Мы выделим тебе такое приданое, что он перестанет есть и спать, пока не соединится с тобой законным браком. Когда он похоронит последнего родственника? – спросил монах у едущего рядом Филиппа.
