Джеффри встал.
— Теперь я знаю, почему она холодна. Ее сердце уже не принадлежит ей, и ей нечего дать этому англичанину. Вот почему он покидает ее — со своим сердцем.
— А что если до сих пор это сердце не принадлежало никому? — тихо сказала Жанна, не отрывая глаз от вышивки. — Я… я имею в виду — сердце этой женщины…
Джеффри опять сел на перила.
— И его можно покорить, Жанна? — спросил он.
Она склонилась еще ниже над пяльцами, и тень ее длинных ресниц прикрыла ее глаза.
— И кто же покорит ее сердце? Враг, англичанин?
— Нет, англичанин — возлюбленный.
Жанна отложила свою иглу, задумчиво глядя на него.
— Нет, это сердце нельзя покорить.
— Никогда?
— Никогда. Вы сами видите, сэр, это было холодное, жестокое сердце. Оно отвергало всех поклонников. Это было робкое, но верное сердце… Но однажды… леди встретила чужеземца, и ее сердце затрепетало. Она и сама впервые не догадывалась, что сердце ее потеряно, и… и теперь оно в кармане мужчины. А когда эта леди попыталась вернуть его себе, оно не захотело возвращаться и так и осталось там. Но… это было такое пугливое, маленькие сердце, что мужчина — а он был большой глупый англичанин — так никогда и не узнал, что оно уже принадлежит ему, и просил эту леди отдать ему свое сердце. Он был совсем слепой, этот английский завоеватель.
— Английский раб, — сказал Джеффри и снова опустился на колено, заключив Жанну в свои объятия. — Жалкий проситель у ног маленькой леди.
— Но он был очень сильный и настойчивый, — пролепетала Жанна, роняя пяльцы. — И… и он был одет в темно-красный бархат и знал, что это ему очень к лицу. Он был тщеславный щеголь, сэр.
Джеффри крепко прижал Жанну к своей груди.
— Нет, потому что он снял свою повседневную одежду и нарядился в темно-красный бархат только затем, чтобы понравиться своей леди.
— Павлин, прихорашивающийся, чтобы поразить воображение курицы, — возразила Жанна, разглаживая и поправляя свое скромное красновато-коричневое платье.
— Она была такая прелестная курочка, что он наряжался в бархат, чтобы не показаться серым, скучным малым рядом с такой очаровательной особой.
— О, она не ожидала, что он был серый и невзрачный, — проворковала Жанна на ухо Джеффри. — В своем стальном панцире, с черным султаном на шлеме и в черном плаще, развевавшемся за его плечами, с большим мечом в руке — он был прекрасен!
— Когда ты видела меня таким, Жанна?
— Из окна башни, сэр. Я ненавидела вас тогда. Вас и вашего предводителя, этого ледяного лорда Бьювэллета.
— И Алана?
— Алана? Нет. Он был пленником моей госпожи, а беспомощного человека ненавидеть нельзя… И… и… он так мил с женщинами, — украдкой улыбнулась Жанна.
— Мил? — спросил Джеффри, беря ее за подбородок и заглядывая ей в глаза. — Придется потолковать с мистером Аланом. Что же, его ухаживания приятней, чем мои? — с этими словами Джеффри поцеловал Жанну в губы.
— Ммм-ммм… мм… гораздо приятнее, — ответила Жанна, как только ей представилась такая возможность. — Потому что он не стискивал меня так грубо и не злоупотреблял моим уединением.
— Потому что он только наполовину мужчина, — сказал Джеффри и поцеловал Жанну снова.
Грудь Жанны часто вздымалась, сначала она отвечала на поцелуи Джеффри, а потом попыталась освободиться из его крепких объятий. Ее шея и щеки раскраснелись.
— Мы предатели — оба! — воскликнула она и уперлась в грудь Джеффри руками, пытаясь оттолкнуть его.
— Предатели, дорогая? Почему?
— Потому что ты предаешь лорда Бьювэллета, а я — мадам Маргарет. Пока между нами существует вражда, я должна оставаться верна ей, а ты — ему.
— Мадам Маргарет должна покориться, — сказал Джеффри.
— Ах, ты не знаешь ее! Маргарет ни за что не поставить на колени. Я вместе с нею с самого детства и знаю, какая у нее сильная воля.
— А я пятнадцать лет знаю Саймона, — ответил Джеффри, — и видел, на что он способен.
— Но теперь он враждует с женщиной и тем хуже для него. Какое оружие он использует против нее? Я говорила тебе, Джеффри, — с тех пор как умер отец Маргарет, она стала здесь хозяйкой. Она никогда не покорится — во всяком случае, англичанину.
— Воистину — Амазонка эта твоя графиня Mapraрет де Бельреми, — спокойно сказал Джеффри. — Не по душе мне такие женщины-тигрицы.
— Это неправда, — горячо вступилась Жанна за свою госпожу. — Она очень добрая, она для меня лучше всех на свете. Это для вас она тигрица, потому что вы хотите покорить ее!
— Я не пытаюсь, — поморщился Джеффри. — Мне поневоле пришлось перебежать ей дорогу.
— Она отважна и горда! Но со своими людьми она так справедлива и добра!
— Не уговаривай меня, я рад, что не отношусь к числу ее людей.
— Сэр, — холодно сказала Жанна, — оставьте меня. Слышите?
Джеффри поцеловал ее в щечку, хоть она и пыталась увернуться.
— Нет, я вовсе не хотел тебя рассердить, моя дорогая. Думай о леди Маргарет все, что хочешь. Мне все равно. Для меня все женщины ничто, кроме одной.
Жанна оттолкнула его:
— Джеффри, оставьте меня. Сюда идет милорд. Ну встань же ты, глупый чурбан!
Вдоль террасы шел, приближаясь к ним, Саймон. Жанна перевела взгляд с его лица на лицо Джеффри.
— Вы и правда очень похожи, — сказала она. — Только и разницы, что один «Бью», а другой «Мэл».
— Я уже говорил тебе, мы единокровные братья, — сказал ей Джеффри и, повернувшись к Саймону, приветствовал его.
— Не по мою ли ты душу, братец? — спросил он.
Саймон немного неуклюже поклонился мадемуазель Жанне.
— Нет, — ответил он Джеффри, — я думал, Алан здесь. Прошу прощения, что помешал вам.
Жанна разглядела затаившийся в глубине странных глазах Саймона блеск. Смутившись, она с еще большим рвением, чем прежде, схватилась за свое рукоделие.
— Я не видел Алана, — сказал Джеффри. — А в чем дело?
— Он, между прочим, начальник моей конницы, — ответил Саймон не без сарказма. — Я собирался напомнить ему об этом.
— Мне кажется, — немного застенчиво вступила в разговор Жанна, — сэр Алан в западном зале, милорд.
Джеффри хмыкнул: именно там частенько сиживали фрейлины графини Маргарет.
— И кто эта чаровница, милая моя Жанна? — спросил он.
Жанна укоризненно взглянула на Джеффри:
— Я думаю, это мадемуазель Ивона де Вертимэн, — ответила она.
— Приведешь его ко мне, Джеффри? — спросил Саймон. — Вы найдете меня здесь.
— А сам ты боишься идти на женскую половину? — улыбнулся Джеффри.
— Нет, не хочу лишать тебя этого удовольствия, — ответил Саймон. — Иди, Джеффри, а я составлю компанию мадемуазель.
