— Простите её, она сегодня с утра нервничает, — вступилась за дочку Агнесса.
— Это он должен просить у меня прощения!
— Нельзя говорить «он» о человеке, который находится здесь же, — вмешался падре, — Одиннадцатилетней девочке пора бы это знать.
— А обманывать можно? — голос Иренэ звенел от гнева. — Так поступать, как он поступил, можно?
— Может быть, ты объяснишь, в чём дело? — не скрывая раздражения, спросил Нунке.
— Вот тебе и на! — развёл руками Воронов. — Речь шла о шарадах, а обернулось…
— Какие ещё шарады и при чём здесь я? Может быть, хоть вы, Фред, объясните?
— Думаю, что уже не стоит.
— Стоит! Стоит! Стоит! — Иренэ застучала кулачками по подлокотникам коляски. — В нашей шараде вы должны сыграть роль коня Россинанта!
— Что за нелепость!
— Только кто же пустит ему пулю в лоб? — Иренэ подалась вперёд, на её бледных щёчках заиграл румянец, глаза заблестели.
— В конце концов всему есть предел! Донья Агнесса, я попросил бы вас вмешаться!
— Иренэ, умоляю тебя, успокойся! И сейчас же, сию минуту попроси у герра Нунке прощения.
— За то, что он застрелил Россинанта? А потом ещё обманул меня, сказав, что его опоили?
— А-а, вон по какому поводу эта истерика! Да, я убил клячу, которую ты окрестила таким поэтическим именем. И считаю, что поступил правильно.
Глаза девочки изумлённо расширились.
— Правильно? — прошептала она, — Да чем же он вам мешал?
— Тем, что не приносил пользы. Старые и слабые не нужны на земле, они только мешают остальным, — злобно отрубил Нунке, делая ударение на слове «слабые».
Фред увидел, как побледнела Агнесса — даже губы стали белыми. Воронов засопел и сжал кулаки. Иренэ отшатнулась, словно от удара. Падре Антонио забежал за коляску и схватился за её спинку.
— Я отвезу Иренэ в её комнату, — глухо сказал он, — ей нехорошо…
Но девочка снова выпрямилась. Теперь она выглядела более спокойной.
— Почему же вы не застрелите и меня? Я тоже слабая! — звонко прозвучало в комнате.
Нунке было смутился, но тотчас овладел собой.
— Кажется, сейчас мы говорили о лошади, а не о тебе, — сказал он с недоброй улыбкой, снова нажимая на слове «сейчас».
Девочка с минуту глядела на Нунке, жалобно улыбаясь, потом подбородок её мелко задрожал, она вскрикнула и закрыла личико руками.
— Мама, увези меня отсюда… Скорее увези меня отсюда… — захлёбываясь слезами, прошептала она.
Отстранив падре Антонио, Агнесса взялась за коляску и покатила её. Фред забежал вперёд и распахнул дверь.
— Может, вам помочь? — спросил он взволнованно.
Молодая женщина на миг остановилась и подняла опущенные глаза. Фреду показалось, что на него взглянуло само горе. Невольно он схватил Агнессу за руку и крепко пожал её.
— Мне так неприятно, поверьте, так неприятно… Я хотел бы быть вам полезен… и передайте завтра Иренэ…
Он не закончил фразу — коляска покатилась дальше.
— Уведите его! — бросила через плечо Агнесса.
Прикрыв дверь, Фред повернулся лицом к присутствующим. Их словно буря разметала по разным углам. Воронов стоял у окна, всматриваясь в темноту вечернего неба, падре прохаживался вдоль стены, заученным движением пальцев перебирая чётки, Нунке развалился в кресле, вытянув ноги.
«Подойти и дать ему пощёчину?» Мысль эта была настолько соблазнительна, что у Фреда даже руки зачесались. Сдерживая бешенство, он подошёл к Нунке.
— Мы находимся в частном доме, поэтому я разговариваю с вами не как подчинённый с начальником, а как офицер с офицером, — прищурившись, сказал Фред. — Вы били лежачего. Более того — ребёнка! Это мерзко! Запомните, в моём присутствии это больше не повторится!
— Вы сошли с ума! Вы все сегодня сошли с ума!
Нунке вскочил.
Воронов быстро отвернулся от окна и шагнул вперёд. Падре, оставив чётки в покое, застыл на месте.
— И в моём тоже! — раздельно произнёс Воронов. — То, что вы сделали, хуже убийства.
— Генерал Воронов! Вы понимаете, что одного моего слова достаточно, чтобы вы… — Нунке сделал красноречивое движение коленом. — Отвечайте, вы поняли меня?
— Я… я… — Воронов под взглядом Нунке сразу сник. — Возможно, я сгоряча… Но согласитесь, что и вы… Э, да что там говорить! Что я могу сделать? Подонок, старая галоша! — и, безнадёжно махнув рукой, генерал пошёл к двери.
— Послушайте, Сомов! Какого чёрта вас тогда прислали?
— Меня не спрашивали, хочу я попасть сюда или нет. Так же, впрочем, как и вас наверняка не спросили, нравится вам моя компания или не нравится.
— Предупреждаю: я здесь начальник группы! Понимаете? И если я приказываю…
— Плевал я на ваши приказы!
— Что-о?
Протопопов вскочил так стремительно, будто внутри у него выпрямилась туго скрученная пружина. Кулаками, крепко сжимавшими костяшки домино, он опёрся о стол, подавшись вперёд всей своей приземистой крепкой фигурой. Маленькие чёрные глазки, глубоко сидящие под широким выпуклым лбом, впились в новичка, желваки на скулах выпятились и стали перекатываться под кожей, словно Протопопов силился разгрызть два больших ореха. Его противник спокойно курил сигарету и, чуть улыбаясь, посматривал на него.
Три партнёра Протопопова с интересом глядели на того, кто помешал им играть, а теперь так дерзко себя ведёт. Да ещё с кем? С бывшим заместителем начальника разведки одной из власовских дивизий, который и здесь сумел стать главарём! Его бешеный нрав был хорошо известен многим. Даже высшие чины держались теперь перед ним ниже травы, тише воды. Куда уж этому желторотому, бывшему лейтенанту гренадерского полка гитлеровской армии…
— Да знаешь ли ты…
— Прошу не тыкать! Мы с вами вместе свиней не пасли!
Сомов говорил спокойно-небрежным тоном. Он отлично понимал: Протопопов совершил ошибку, начав разговор в присутствии партнёров и тем самым поставив на карту свой авторитет руководителя. Значит, надо вести себя так, чтобы как можно сильнее пошатнуть этот авторитет. От произведённого сейчас впечатления зависит многое…
Нарочно не глядя на Протопопова, Сомов весёлым взглядом окинул присутствующих, но краем ока заметил, как тот, побледнев и прикусив губу, оторвался от стола и медленно, слегка раскачиваясь, стал приближаться к нему.
Сокрушённо покачав головой и пожав плечами, Сомов швырнул в угол рюкзак и тоже поднялся.
Теперь соперников уже не разделял стол — они стояли лицом к лицу. Точнее, стоял Сомов, а Протопопов, все так же раскачиваясь и слегка шаркая подошвами, приближался.
