Но Захарыч так и не явился. Видно, как капитан нервничает: то курит одну за одной, то жует травинки, отплевывается, бормочет проклятия.
Ребята маются от духоты – после дождя уже на восходе она обрушилась огромным полотном и теперь выдавливает пот щедрыми гроздьями, заставляет чаще прикладываться к фляжкам с водой.
– Что же он так долго! – наконец не выдержал капитан, зубы с силой разорвали целый пучок травы. – Уже второй час пошел…
– Может…
– Да быть этого не может! – отрезал Сорокин. – Не первый раз ходим. А ты и рад, наверное, а, лейтенант?
– Чему тут радоваться? – смущенно произнес Игорь.
– Медикаменты – вот что! – нервно бросил капитан. Он вновь глянул на свои часы. Большая стрелка уперлась в восемь часов. – Банки, склянки, уколы. Ну и бинты там всякие… – Он выругался, треснул кулаком по земле. – Черт! Где его носит! Дождемся тут, твою мать!
Семен вдруг напрягся, стал вслушиваться в шумящий утренний лес. Сквозь шелест листвы и угуканье кукушки он различил тарахтенье. С каждым мгновением оно становилось все громче и громче. Да, сомнений больше нет.
– Товарищ капитан, моторы! – крикнул Сорокину Горобец. – Слышу моторы.
– Какие еще моторы, ты чего мелешь, сержант? – недоверчиво произнес капитан, а сам вцепился в цевье своего пистолета-пулемета.
– Таки точно моторы. И не один. В километре-двух отсюда.
– Эх, черт! Накаркал я, лейтенант, – обратился к Игорю капитан, на лице улыбка обреченного. – Ой, накаркал…
Игорь ничего не ответил. Через минуту многоголосое урчание моторов стало отчетливо слышно. На грунтовке появилось и стремительно стало расти облако пыли. Прав был Сема – машина тут не одна, пронеслось в голове у Протасова. Он с горечью отметил – не дай Бог колонна.
Приклад впился в плечо, влажная ладонь с силой сдавливает отполированное ложе ППШ, целик подрагивает, упирается прямо в приближающуюся в дорожной пыли неведомую немецкую колонну. Сквозь рыжие тучи стали проглядывать очертания мотоциклистов, серо-зеленые комби порыжели, будто на них вылили ведро ржавой пыли. Лица тоже изрядно припорошены ржой, глаза закрывают защитные очки. В коляске подпрыгивает на ухабах пулеметчик, рука с готовностью сжимает рукоять скорострельного МГ.
Следом за первым мотоциклистом едет еще один экипаж. За ними надсадно урчит двухтонный «Опель», раскачивается на ухабах, капот с молнией словно ныряет в клубах пыли. В кабине различимы две фигуры: водитель рьяно крутит баранку, пытается объехать уже порядком надоевшие за неполную неделю войны русские ухабы. Второй привлек больше внимания. Вместо кокарды на фуражке блеснул череп, а на петличках две молнии. Игорь узнал – это офицер СС.
Рядом кто-то присвистнул. Игорь бросил короткий взгляд, недалеко в кустах пограничник смотрит в бинокль, наблюдает за колонной, голова скрыта капюшоном.
– Один, два, три… Эй, лейтенант! Их всего ничего – два мотоцикла и грузовик. Может, долбанем? Все равно Захарыч уже вряд ли придет. А мы этих из засады перебьем как кур. Да и оружием разживемся. И пайки наверняка у них есть! Рожи вон какие сытые.
Игорь бросил взгляд на приближающуюся колонну, брови мигом срослись на переносице. И сам бы рад вмазать очередь промеж глаз офицеру фрицевскому, да боязно – тут же застрекочут пулеметами, еще гляди перебьют, да и неизвестно – вдруг это всего лишь арьергард, а за ними колонна солдатни, и танки. Тогда точно – хана!..
– Может, ну их – пусть едут? А то сбегутся еще немчуры…
Пограничник недовольно поморщился, бинокль выскользнул из рук, плюхнулся на чумазую гимнастерку.
– Нет не «пусть!» – раздраженно бросил пограничник. – Не «пусть»! Видел, как они наших жгут, режут, убивают?!
– Но ведь вы, товарищ капитан, сами приказывали – сидеть тихо! – недоуменно произнес Игорь, переглянулся с Баиром и Семеном, те в ответ лишь пожали плечами.
– Ну и сидите как мыши! – процедил капитан, с силой передернул затвор пистолета-пулемета и поудобнее перехватил массивный приклад. – Шкурники, твою мать!
Пограничник страшно вытаращил глаза и почти наполовину вылез из-за кустов, вскинул ППШ и прильнул щекой к прикладу. Через мгновение треск выстрелов разрезал шум моторов. Раскаленные гильзы брызнули в сторону. Игорь невольно зажмурился – пограничник страшно заорал, рот перекошен в злобе.
Головной мотоцикл тут же дал разворот, водитель распластался на горбе бензобака, но руля не выпустил. Стрелок тут же покрепче ухватил пулемет, заорал: «Ауфун шисен!» – и нажал на курок. Раздался страшный визг, будто включилась в работу гигантская циркулярная пила. Град пуль полоснул в сторону леса, около Игоря взметнулись фонтанчики земли. Он пригнул голову.
Второй мотоцикл взял правее, но подскочил на ухабе и бухнулся в кювет. Водитель повис на руле, на спине и шее быстро расползалось грязно-кровавое пятно. Стрелок упавшего мотоцикла коротко вскрикнул и от удара о землю вылетел из коляски, грузным мешком повалился в траву и отполз в кусты подальше.
Грузовик круто взял левее и свернул на обочину, передние колеса с хрустом ломают валежник у обочины. Из кузова тут же один за одним выпрыгивают немецкие солдаты, подкованные сапоги смачно врезаются в чернозем, грозно бряцает оружие. Некоторые прямо с ходу стреляют в сторону кустов.
– Да сколько же вас, гады?! – произнес Баир и вскинул свой ППШ, лязгнул затвор, из ствола рвануло короткое пламя. Тут же кто-то коротко вскрикнул. Еще двое, про себя отметил бурят и тут же на мушку поймал очередную фигуру в серо-зеленом.
Тут же в кустах убойно работала винтовка Семена. Лицо казалось белее белого, винтовка подрагивала в руках, однако била исправно.
– Получите, мать вашу! – заорал пограничник. – За Родину и Сталина, получите!
Пограничник почти в полный рост поливает свинцом в сторону немецких солдат. Лицо страшно искажено яростью, ППШ вздрагивает, жилы на руках вздулись жгутами. Но пули щадят взбесившегося солдата – звенят, шипят, жужжат, но как заколдованные пролетают мимо, лишь обжигают смертоносным холодом разгоряченную кожу. А пограничник пистолетом-пулеметом орудует словно косой: замешкавшиеся серо-зеленые фигуры тут же словно тряпичные куклы валятся на землю, истошно вопят. Вот и еще один взвыл, мешком упал в траву – еще в полете получил пулю в живот, руки тут же прикрывают обильно кровоточащую рану, сапоги неистово молотят землю. Следом за ним на землю брякнулся другой солдат, споткнулся об него и рухнул рядом в траву. Тут же прошипело несколько пуль, со звоном отрикошетили от противогазной торбы и смачно вонзились в скорчившееся тело раненного в живот немца, из пробитых ран хлынула кровь, немец вздрогнул и тут же затих.
