А в итоге всех этих преобразований казна оскудела, ибо чистые деньги притекают тоненькой струйкой; число недовольных умножается, и всегда находятся фанатики, проповедующие, что Папа-де еретик.
Ах, если правду говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями, то наш дражайший Папа замостил изрядный кусок!
«Достопочтенный брат мой, откройте мне все ваши мысли, не скрывайте от меня ничего, даже если вы хотите в чем-либо меня упрекнуть».
Ну могу ли я ему сказать, что, читай он с большим тщанием то, что Создатель начертал для нас на небесах, он увидел бы, что расположение светил небесных сейчас неблагоприятно почти для всех престолов, включая и его собственный, на котором он восседает лишь потому, что аспекты его гороскопа были злополучны, ибо, будь они хороши, папский престол, несомненно, занял бы я? Ну могу ли я ему сказать, что, когда человек находится под столь жалким склонением светил, не время ему браться за перестройку здания с подвала до чердака, а нужно как можно заботливее поддерживать это здание таким, каким было оно завещано нам, и вовсе не достаточно просто явиться из селения Помпадур в Лимузине во всей своей крестьянской простоте, и притом надеяться, что к словам твоим будут прислушиваться короли и сможешь ты искупить несправедливости мира сего? Самое страшное бедствие нашего времени в том, что высочайшие престолы подчас занимают люди, недостаточно великие для выполнения возложенных на них задач. Тем, что придут им на смену, придется нелегко, ох нелегко!
Накануне моего отъезда Святой отец вот еще что мне сказал: «Такой ли я Папа, что может объединить христиан всего мира, или все мои попытки обречены на неудачу? Мне стало известно, что король английский согнал в Саутгемптон пятьдесят кораблей, дабы перевезти на континент четыреста рыцарей и лучников и более тысячи лошадей». Еще бы ему этого не знать – да я сам сообщил ему об этом. «А мне бы и половины достало, дабы удовлетворить просьбу императора Палеолога. Не могли бы вы с помощью нашего брата кардинала Капоччи, хотя я отлично знаю, что заслуги его несравнимы с вашими, и которого я люблю куда меньше, чем вас...» Ну, это просто так, слова, одни слова, чтобы меня успокоить... «Но он, Капоччи, все же пользуется известным доверием Эдуарда III; так не смогли бы вы убедить короля Англии не посылать войска против Франции, а лучше... Да-да, я отлично вижу, о чем вы думаете... Король Иоанн тоже созвал свое войско; но он, король, более доступен чувству чести рыцаря и христианина. Вы имеете на него влияние. Ежели оба короля откажутся от междоусобной войны, а вместо того направят хотя бы часть своих людей в Константинополь, дабы мог он стать лоном единой церкви, подумайте сами, какой славой они покроют имена свои. Попытайтесь втолковать им это, мой досточтимый брат; внушите им, что они могут стать вровень с героями и святыми, вместо того чтобы заливать кровью свои же государства и множить страдания своего народа...»
На что я ответил: «Святейший отец, то, чего вы желаете, самая легкая вещь на свете, но лишь в том случае, если будут выполнены два нижеизложенных условия: король Эдуард потребует, чтобы его признали королем Франции и короновали в Реймсе, а король Иоанн II, в свою очередь, потребует, чтобы король Эдуард отказался от своих притязаний и принес бы ему вассальную присягу. Когда оба эти условия будут выполнены, все препятствия сами собой отпадут!..» – «Вы смеетесь надо мной, брат мой, вы просто маловер».– «Нет, Святейший отец, я верю всей душой, но не в моей власти заставить солнце сиять среди ночной мглы. Иными словами, я верю, свято верю, что, ежели Господь Бог захочет свершить чудо, Он вполне может обойтись и без нашего содействия».
С минуту мы просидели молча, потому что на соседнем дворе разгружали подводу с бутовым камнем и плотники сцепились с возчиками. Папа весь поник, и крупный его нос с крупными ноздрями, и длинная его борода. И промолвил: «Тогда добейтесь от них хоть того, чтобы они подписали новое перемирие. Скажите им твердо, что я запрещаю им вести военные действия друг против друга. Если хоть один прелат или священнослужитель будет противодействовать вашим усилиям установить мир между двумя государствами, смело лишайте его всех церковных бенефиций. И помните, ежели один из двоих государей упрется и попытается начать войну, можете грозить ему всем, вплоть до отлучения от церкви; это внесено в данные вам предписания. Отлучение от церкви и интердикт».
После этого напоминания о данных мне полномочиях мне оставалось лишь одно: попросить у Папы благословения, что я и сделал. Представляете себе, Аршамбо, как я буду отлучать от церкви сразу двоих королей – Англии и Франции,– да еще при том положении, в коем находится ныне Европа? Эдуард III тут же освободит свою церковь от долга повиновения Святому престолу, а Иоанн пошлет в Авиньон своего коннетабля, чтобы тот осадил город. А наш Иннокентий, что, по-вашему, тогда сделает он? Сейчас я вам скажу. Он во всем обвинит меня и отменит отлучение. Все это только одни пустые разговоры.
Итак, на следующий день мы двинулись в путь. А через три дня, то есть 18 июня, войска герцога Ланкастера высадились у мыса Ла Аг.
Часть четвертая
Лето бедствий
Не может все всегда быть злосчастным... Ага, вы уже заметили, Аршамбо, что это одно из самых любимых моих изречений... Да-да, среди всех поражений, всех мук, всех разочарований Всевышний, дабы поддержать дух наш, посылает нам хоть чуточку блага. Надо только уметь ценить это. Господь ждет от нас лишь благодарности, дабы доказать неизреченную доброту свою.
Посмотрите сами, после лета, принесшего Франции великие беды и, будем говорить прямо, не слишком споспешествовавшего моей миссии, посмотрите, как нас обласкала погода и какая чудесная теплынь стоит на всем нашем пути! Это небеса пожелали приободрить нас.
После ливней, которые замучили нас в Берри, я боялся, что мы, продвигаясь к северу, попадем в полосу непогоды, ветра и холода. Поэтому-то я совсем было решился приказать заделать все щели в моих носилках, сам закутаться в мех и согреваться теплым вином. А вышло наоборот: воздух стал мягче, солнышко сияет, и нынешний декабрь скорее похож на весну. В Провансе такое порой бывает, но я никак не ожидал, что при въезде в Шампань нас встретят яркие лучи, позлащенные солнцем поля, такая жара, что даже лошади под чепраками покрываются потом.
Сейчас, поверьте мне, разве только чуточку холоднее, чем в начале июля, когда ехал я в Бретей, чтобы в Нормандии встретиться с королем.
Ибо, выехав из Авиньона 21 июня, я был 12 июля... а-а... вы помните сами, я вам об этом уже говорил!.. и Капоччи занедужил именно тогда... от нашей быстрой езды...
