– Ну, так избавься от них! – выпалила Хапшет и сама испугалась своих слов. Внутренне сжавшись от страха, она еле слышно добавила: – Никто ничего не узнает…
Сет в полном недоумении воззрился на наложницу:
– Ты предлагаешь мне убить собственных родителей?!
Поняв, что отступать уже поздно, Хапшет решительно вскинула подбородок:
– Да, именно так ты и должен поступить! Зато потом никто уже не сможет помешать нашей с тобой любви!
К безмерному удивлению девушки, царь не разгневался и не приказал сию же секунду казнить её. Он просто спокойно, взвешивая каждое слово, произнес:
– Я никогда не пойду на это. Да, война с братом, полагаю, неизбежна. И с ним я готов расправиться без сожаления. Но смерти собственным родителям никогда не пожелаю. Завтра же они покинут Омбос и с надлежащими почестями отбудут в Бехдед. – Помолчав, Сет всё тем же ровным тоном добавил: – И впредь не забывай, что ты всего лишь моя наложница. Следовательно, не вправе указывать, что я должен делать. Если только я сам не попрошу у тебя совета, если таковое когда-нибудь и случится.
Хапшет, крайне раздосадованная несговорчивостью возлюбленного, прикусила язычок.
* * *
На следующий день Геб и Нут, огорчённые и разочарованные поведением сына, взошли на ладью и отправились обратно в Бехдед.
Сет, провожая их, представил, как ненавистная Нефтида зальётся слезами, когда отец с матерью расскажут, что он не желает более видеть ее, и эта нарисованная в мыслях картинка доставила ему преогромное удовольствие. «В конце концов, она сама покинула Омбос – никто не гнал её из дворца, – успокаивал свою совесть повелитель Верхнего царства. – А от сына я, конечно, отрекаться не буду. Он просто сделал неправильный выбор, последовав за своей матерью…»
…Когда Геб и Нут прибыли в Бехдед, Нефтида и Анубис, ждавшие их возвращения с большим нетерпением, были сильно раздосадованы: надежды на примирение с Сетом не оправдались.
Маат и Тот, выслушав Геба и Нут, пришли в неподдельное возмущение.
– Увы, отныне бедной Нефтиде придется жить в изгнании, – со вздохом констатировала практичная Маат.
Тот задумчиво покачал головой:
– Нефтида – всего лишь женщина, а вот Анубис – мужчина и законный наследник трона Омбоса… Но если наложница Сета родит ему ребенка и, к тому же, сына…
– …тогда борьба за трон станет неизбежной! – закончила за него фразу Маат. И тотчас с жаром воскликнула: – Да, но Анубису принадлежит законное первенство наследования!
– Это уже не будет иметь значения. Если Анубис захочет восстановить свои права на трон Верхнего царства, он… – Тот осекся на полуслове.
– …Сможет получить их только с оружием в руках! – вновь завершила его мысль Маат.
Тот улыбнулся:
– Ты всегда умела читать мои мысли.
– Иногда я даже радуюсь, – улыбнулась ему в ответ Маат, – что наши дети – простые сегеры, а не наследники богов.
– Ты, верно, забыла, кто твой отец? – мягко пожурил её Тот. – В твоих жилах тоже ведь течет кровь богов!
Маат, решив не углубляться в эту тему, благоразумно промолчала. Ей почему-то реже всего думалось об отце, в прошлом – могущественном Ра: в воспоминаниях всплывала обычно мать – пусть одна из его многочисленных наложниц, зато красивая добрая земная женщина.
– Я отправлюсь в Омбос, – решительно заявила вдруг она.
– Зачем? – искренне удивился Тот. – Уж если у Геба и Нут не нашлось веских доводов, чтобы склонить Сета к примирению, то тебе это вряд ли удастся.
– Посмотрим… – упрямо склонила голову Маат.
Тот вздохнул. Ему как никому другому было известно: уж если жена что-то задумала, то не успокоится, пока не добьется своего.
– Я буду сопровождать тебя. И не один.
Маат удивленно вскинула брови.
– С кем же?
– Я слышал, Осирис тоже намеревается навестить и вразумить брата. Правда, прихватив с собой для верности отряд численностью в пятьдесят воинов.
Маат недовольно тряхнула головой, отчего её роскошные волосы рассыпались по плечам и страусиное перо, украшавшее золотой обруч, столь же недовольно колыхнулось.
– Не думаю, что это хорошая затея, – с сомнением в голосе произнесла она. – Сет может истолковать приезд Осириса не как «визит доброй воли», а как давление на него или, того хуже, угрозу его трону.
Тот пожал плечами:
– Переубедить Осириса столь же сложно, как и тебя.
* * *
Омбос, Верхний Египет
Сет встретил гостей с наигранной непринужденностью.
– Как самочувствие моей возлюбленной супруги? Как поживает мой дорогой сын?
– Сладок мед, что течёт из твоих уст! – сдержанно ответила Маат, прекрасно понимая, что Сетом руководят отнюдь не искренние чувства.
Повелитель Верхнего царства снисходительно улыбнулся:
– Полагаю, вы все изрядно устали – дорога наверняка выдалась тяжелой. А поскольку время уже позднее, прошу отужинать со мною и поскорее отправиться на отдых.
Ни Осирис, ни Тот, ни даже держащаяся настороженнее всех Маат не заподозрили в словах Сета никакого подвоха. Однако в ту же ночь «дыхание Апофиса» сделало своё коварное дело: все трое задохнулись во сне, и к утру их тела уже не подавали признаков жизни… Воинов из отряда Осириса, расположившихся на ночлег в шатрах близ дворца, всех до единого ночью перерезали нубийцы.
Наутро Сет собственноручно разрубил тело брата на куски и приказал слугам сбросить их в Нил на съедение крокодилам. Голову же Осириса повелел опустить в размягченный воск, после чего надеть на кол и выставить перед дворцовыми воротами на всеобщее обозрение.
Поскольку к Тоту и Маат Сет особой неприязни не испытывал, их тела он приказал кремировать, а затем, поместив прах в одну погребальную урну, предать земле за городом со всеми почестями..
…Слуги, превозмогая страх и отвращение, сложили останки Осириса в большую корзину. Самый пожилой из них, денно и нощно тоскующий по тем временам, когда полноправной хозяйкой дворца была Нефтида, вызвался отнести корзину к Нилу единолично. Возражений со стороны молодых слуг не последовало, ибо из корзины обильно сочилась кровь, и исходил тошнотворный запах смерти.
Добравшись до Нила, пожилой слуга печально посмотрел на его мутные воды. Затем, сняв свою страшную ношу с плеча и поставив на землю, приблизился к воде, дабы смыть кровь Осириса, просочившуюся сквозь прутья корзины на его рубаху.
В тот же момент на поверхность реки всплыл крокодил, привлеченный запахом крови и мертвечины.
– Прочь, Себек! – замахал на него руками слуга. – Сегодня ты не получишь желаемой трапезы!
