Внешний вид здания был непригляден, как будто стены дома уже давным-давно не ремонтировались. Все дома этой улицы, хотя бы и маленькие, были на вид приличнее дворца, у которого стены давно полиняли, штукатурка обвалилась. Внутри дома был почти тот же беспорядок. Прислуги было много, но все это были избалованные лентяи; беспорядок во всем был полный, как будто бы в нем не было ни хозяина, ни хозяйки. Принц тратил на все большие деньги, но его обкрадывали разные управители. Он сам это знал очень хорошо, но ему было лень заняться чем-либо, помимо охоты на диких коз или на лисиц. Главная же страсть, поглощавшая все его ежедневные помыслы, была волокитство: он сделал из него как бы цель своего существования.
Принц одновременно вел несколько интриг, и даже не в одном Берлине; ежедневно приходилось ему переписываться с другими городами.
Из всех этих похождений очень часто – и чем старше становился принц, тем чаще – происходили пошлые и неприличные истории.
За последнее время принц был не в духе по многим причинам: неделю назад он сделался героем глупой истории, наделавшей много шума по всей столице.
Принц вместе со своими приятелями, жившими на его счет, после ужина, за которым все сильно покутили, отправился в отдаленный квартал Берлина. Там в одном маленьком домике жило скромное семейство одного ремесленника, за дочерью которого принц тоже ухаживал.
Так как ночных посетителей, нежданных и незваных, не хотели, конечно, пустить в дом, то компания взяла этот дом приступом, нашумела и подняла на ноги целый квартал. Собравшийся народ, узнав ночных посетителей и в особенности озлобившись при имени принца Адольфа, чуть не избил до полусмерти всю компанию. Но этим дело не кончилось. Через три дня принц был вызван к главному начальнику полиции Берлина, который от имени короля просил принца или прекратить свои буйства, свою зазорную жизнь, или выехать из Берлина, с тем чтобы никогда не въезжать.
Единственный человек на свете, которого принц боялся, был, конечно, Фридрих. И боялся он его исключительно потому, что король, как бывало иногда, мог, как бы в виде наказания или испытания, наложить руку на состояние принца, взять его под опеку свою, и, конечно, навеки, – и средства принца вместо волокитства пошли бы на содержание армии или резидентов.
В другое время принц Адольф немедленно выехал бы из Берлина, потому что ему было безразлично, где жить, – он привык цыганствовать по всему свету, – но здесь была Алина Франк.
Теперь принц был не в духе еще более именно по милости упрямой и гордой молодой девушки. С тех пор, как он познакомился с нею и тратился на нее, прошло уже много времени, а между тем их отношения были еще очень странные, «непростые», по выражению самого принца.
Опытному принцу казалось непонятным, что красавица позволяет ему тратить на себя большие деньги, а между тем не считает себя обязанной не только стать его любовницей, но даже любезно принимать его. Принц не мог знать, как смотрит на средства, состояние, вообще на деньги прежняя Людовика. Когда-то она получала из конторы отца червонцы, которым счета не было, которые просто разбрасывала в окрестностях. Затем, когда денег было гораздо меньше – Майер вел счет всему, – и опять-таки деньги не касались ее и она не знала ничему цены.
Оставшись одна на свете, в продолжение нескольких месяцев она тратила то, что давали ей концерты, а они случайно за это время давали больше, чем прежде.
Затем она встретилась с принцем Адольфом; он вскоре предложил взять все мелкие хлопоты на себя и передать их своему управляющему. Алина согласилась как на любезность со стороны принца. Вскоре она начала догадываться, что на нее и на ее обстановку выходит больше денег, чем она может получить концертами, которые стала давать все реже, – стало быть, принц тратит свои собственные.
– Но что же из этого? – решила она. – У него состояние большое, это просто любезность с его стороны.
Когда принц уж чересчур наскучил Алине, она стала относиться к нему холодно, а потом и неприязненно, раздражительно.
Принц недоумевал, как осмеливается девушка-сирота нелюбезно принимать его, когда она у него в долгу. Стало быть, она надеется на какие-нибудь средства? А между тем Алина не надеялась ни на какие деньги, ни на какого спасителя: этот вопрос ей и на ум не приходил. Теперь наступила, однако, минута, когда принц считал нужным круто взяться за дело. Он уж начинал позволять себе изредка довольно дерзкие выходки. Осветить вечером дом Алины в ту минуту, когда она хотела ложиться спать и никого не принимать, – было одною из этих выходок. За последние два дня принц начал опасаться какой-нибудь хитрости со стороны красавицы, которая резко и насмешливо отвергла все его предложения.
Люди, служившие у Алины, были действительно все более преданы ему, платящему жалованье, нежели барышне, странствующей артистке. Вся прислуга относилась к ней особенно презрительно, так как для них странствующий паяц или музыкантша было одно и то же; вдобавок они не верили в честность этой артистки, они были убеждены, что она одна из тех личностей, которые переезжают из города в город, переходят из рук в руки и живут на чужой счет, торгуя своею красотой.
Через эту-то прислугу принц знал все, что делается в доме Алины; даже письма, отправляемые ею на почту, были ему известны. Если принц не решался читать эти письма, то он знал, кому они писаны. Разумеется, еще лучше знал принц, кого видит Алина и с кем видится чаще.
И вот за эти последние два дня принц узнал, что она стала переписываться с каким-то Генрихом Шелем, живущим в Дрездене.
Часа через два после появления посланного, доложившего принцу, что девица Алина больна, в постели и никого не принимает, слуга Алины явился донести, что барышня совершенно здорова и даже принимала какого-то молодого человека, совершенно им не известного, который, кажется, ни разу прежде и не бывал у нее. После долгой беседы с ним барышня была взволнована и даже плакала.
И этого было достаточно, чтобы принц решил на другое утро отправиться к Алине и объясниться с нею окончательно.
К чести принца надо сказать, что, собираясь на это решительное последнее объяснение, он был несколько смущен: он чувствовал, что его роль почти недостойна принца королевской крови. Приходилось ехать попрекать пустяками и действовать угрозами при таком стечении обстоятельств, при котором в былые дни принц брал любезностью.
И на другой день около полудня принц явился в дом Алины без доклада, поднялся в верхний этаж, фамильярно уселся в гостиной и стал дожидаться появления Алины из ее кабинета.
Служанка ее, Августа, которой принц тоже почему-то был ненавистен и которая, как добрая женщина, держала сторону ласковой и щедрой барышни, доложила Алине о присутствии в доме принца.
