Я переманила на свою сторону всех работников, бывших рабов, которые любили Эдмонда и были согласны со мной, и пообещала им щедрое вознаграждение. Поэтому никто из них даже не притронулся бы к цветам, пока Бомон не сделает Эдмонду приемлемое предложение.
Бомон был вне себя, и то, что случилось позже, я к сожалению, не смогла предусмотреть. Я не думала, что он такой подлый преступник.
Он попросил время подумать, отправил Эдмонда, который ни о чем не подозревал, на рынок и спрятал семейные украшения в крошечной каморке Эдмонда. Затем он позвал главного комиссара Сарда Гаррига и обвинил Эдмонда в краже. И так как семейные украшения и серебро были найдены под матрасом Эдмонда, его арестовали, посадили под замок и без долгих разбирательств заключили в тюрьму на десять лет.
Мой кроткий, доверчивый Эдмонд!
После того как это произошло, ослабел и протест других работников. Они пали духом и не могли долго противостоять Бомону. Они все нуждались в своем смехотворном жаловании.
Я пешком ушла с плантации с одной только дорожной сумкой. Я знала, что толстая жена Бомона и маленький принц Луи наблюдают за мной и радуются моему унижению.
Я нашла убежище у иезуитов. Им удалось сделать так, чтобы я смогла навестить Эдмонда в тюрьме.
Но какое же это было разочарование! Потому что мы ни секунды не оставались наедине, из-за чего почтительный Эдмонд сохранял дистанцию по отношению ко мне. Конечно же, он беспокоился о моей репутации, но мне так хотелось, чтобы он хотя бы за руку меня взял. Но самым ужасным было то, что Эдмонд даже слышать ничего не желал о том, что Бомон засадил его в тюрьму: он, как и прежде, считал его честным человеком.
Даже сейчас я могла бы гневно ударить кулаком по столу, и сегодня я не понимаю, как можно быть таким слепым. Я надеюсь, что любовь никогда так не ослепит тебя, моя дорогая дочь.
Но я никогда не была кроткой и уже, наверное, не буду. Я считаю, Бомон заслужил наказание. Он разрушил нашу жизнь, а сам стал еще богаче.
Возможно, те долгие годы, которые я провела у пиратов, приучили меня к беззаконию, но я не собиралась оставлять все как есть. Он должен был заплатить за то, что сделал, и я уже знала как.
Кто-то стучит в дверь, я должна посмотреть, кто это. Но не без оружия.
Все части гвоздичного дерева Caryophyllus Aromaticus L., особенно еще не распустившиеся цветочные почки, содержат эфирное масло с прекрасным запахом — гвоздичное масло. Немногие масла так разносторонне используются в парфюмерии, как гвоздичное.
После того, как Паула увидела голубых бабочек, ей стало легче идти дальше. Шаг за шагом. И уже через полдня ее усилия были вознаграждены. Сначала она услышала запах костра, затем журчание большой реки, и наконец до нее донеслись мужские голоса. Она еще никогда не была так рада слышать голос Вильнева. Он велел кому-то поторапливаться.
Паула испытала такое облегчение, что начала дрожать. Она из последних сил ковыляла вперед. Сейчас она доберется до них, у нее будет чистая вода, горячая еда и попутчики. Ей не придется больше выносить все в одиночку.
Она шла так быстро, как только могла, в направлении, откуда доносился дым.
— Сейчас, мой маленький мужчина, — прошептала она и прижала к себе Йо, — сейчас, мой малыш, мы сможем отдохнуть, поспать, поесть и искупаться.
Она так замечталась о своей палатке, что зацепилась за лиану и снова подвернула лодыжку, которую повредила вчера у джекфрута. Паула вскрикнула, у нее потемнело в глазах, и она крепко схватилась за лиану.
Через несколько секунд перед ней стоял Вильнев. Несмотря на боль и на все, что с ней произошло, она отметила, что он выбрит и на нем чистая одежда.
Он посмотрел на нее, ни слова не сказав, взял узел с ее вещами и вещами Ласло, небрежно бросил его на землю, поднял ее вместе с ребенком на руки и на какое-то мгновение прижал к себе. Затем он отпустил ее, но только для того, чтобы снова прижать к себе так, будто он не верил, что она из плоти и крови. Он отнес ее вместе с ребенком в лагерь, который они устроили у реки.
Когда он появился там с Паулой, Мортен и Нориа подбежали к ним.
На нее посыпались вопросы о том, где Ласло, что произошло, почему их так долго не было. Нориа взяла у нее Йо, и все расселись вокруг нее и замолчали. Она старалась сдержать слезы, но наконец сумела произнести это.
— Мертв? — Вильнев прикусил губы. — Ласло действительно мертв? Ради бога…
— Как это мертв? — перебил его Мортен, от страха его голос прозвучал очень резко. — Его схватили местные? Но как же тогда вам удалось бежать?
— Он повернулся к нам спиной, — прошептала Нориа. — Я знала, что он особенный.
Мортен посмотрел на нее пренебрежительно.
— Как любовник — возможно.
— Что же произошло? — спросил Вильнев.
— Его предки позвали его. — Хотя у Нориа на глазах были слезы, она выглядела счастливой. — Это большая честь.
— Ерунда. Избавьте нас от этих фокусов.
Паула сделала глубокий вдох. Вильнев зашел слишком далеко.
— Разве не вы прочитали мне недавно лекцию о местных обычаях, которые нужно уважать?
Нориа отвернулась, встала и пошла с Йо на руках к берегу реки, где она снова и снова выкрикивала имя Ласло, будто он просто пошел поплавать.
После того, как Паула рассказала, как умер Ласло, Вильнев и Мортен молча сидели возле нее.
Наконец Мортен нарушил молчание.
— Но ведь на Мадагаскаре нет ядовитых пауков, почему тогда Ласло умер?
— После всего, что рассказала госпожа Келлерманн, я думаю, что это была реакция его организма, я часто сталкивался с подобным в связи с укусами насекомых. — Голос Вильнева был хриплым.
— Пусть Господь благословит его душу.
— Да отстаньте вы со своим Господом! — Вильнев вскочил и ушел. Паула осталась с Мортеном. Молчание было жутким для нее. В конце концов он встал, принес ей чай из померанцевой травы, который обдал теплом ее горло, и, когда он попал в желудок, в животе послышалось бурление. Паула без сил откинулась назад. Спать, просто спать.
Она проснулась только тогда, когда возле нее присел Вильнев. Мортена не было.
— Мне очень жаль, — сказала она.
— Это трагедия. Он был еще так молод и так энергичен. Сначала Мари, теперь еще это. — Вильнев сжал губы так, будто старался больше ничего не выболтать, затем он молча расшнуровал ее ботинки и снял их.
Пауле в нос сразу же ударил неприятный запах, но она была слишком обессилена, чтобы стесняться, радуясь тому, что освободилась от обуви. Ее чулки были пропитаны кровью и в некоторых местах врезались в раны. И лодыжка, которую она подвернула, распухла.
