— Мне кажется, я уже видел эти два огромных тюрбана, — сказал Сандокан.
— Да, вчера вечером, после ужина, — отвечал Тремаль-Найк. — Эти люди сопровождали командира, спрятав лицо.
Оба индийца посмотрели снизу на окна, внимательно оглядели стены башни, затем снова перебрались через ограду и исчезли с другой стороны.
— Они пришли убедиться, что мы не вырвали решетки и не проломили стены, — сказал Сандокан. — Дурной знак.
В этот момент послышался лязг замка, потом железная дверь со скрежетом повернулась на своих петлях, и появился вчерашний офицер в сопровождении четырех шейхов, вооруженных карабинами, и двух солдат, которые несли корзины.
— Как провели ночь, господа? — спросил он с насмешливой улыбкой, которая не ускользнула от Сандокана.
— Прекрасно, — ответил тот. — Смею, однако, заметить вам, что у нас с пленниками обращаются если и не столь любезно, то более заботливо. Если для нас нет постелей, то можно принести хотя бы сухих листьев. Надеюсь, война еще не истребила все ваши деревья?
— Вы тысячу раз правы, господа, — ответил офицер. — Но я не думал, что вам тут придется провести всю ночь. Я полагал, что вас расстреляют еще до рассвета.
— Расстреляют нас!
— Я так думал, — сказал индиец с натянутым смешком. Он, кажется, уже пожалел, что у него вырвались эти слова.
— По какому праву здесь расстреливают иностранцев, ни в чем не замешанных? — спросил Сандокан. — Какие обвинения выдвинуты против нас?
— Я не могу ответить вам, господа. Здесь командует генерал Абу-Хассам. Мне кажется, есть люди, которые подталкивают его к тому, чтобы вас расстреляли как можно быстрее.
— Кто эти люди? — спросил Тремаль-Найк, подойдя ближе.
— Я не знаю.
— Тогда я тебе скажу: это презренные туги, эти подлые сектанты, которые бесчестят Индию и которых вы совершенно напрасно привлекли под свои знамена.
Офицер не ответил; однако по его взгляду было видно, что ему нечего возразить.
— Правда, что именно туги требовали нашей смерти? -спросил Тремаль-Найк.
— Не знаю, — пробормотал он.
— И вы объединились с этими убийцами? Мы уничтожили их логово в болотах Раймангала и тем сослужили Индии великую службу. А вы за это хотите нас расстрелять? Иди и скажи своему генералу, что он не солдат, который сражается на свободу Индии, а убийца.
Офицер нахмурился и сделал нетерпеливый жест.
— Хватит, — сказал он. — Это не моего ума дело. Мой долг — повиноваться и больше ничего.
Он приказал своим людям поставить на пол обе корзины и вышел со своим эскортом, не добавив ни слова, с громким лязгом захлопнув дверь.
— Черт возьми! — воскликнул Янес, когда они остались одни. — Этот бедняга слегка лишил меня аппетита. Он мог бы сказать нам это и немного позднее. Решительно, этот человек плохо воспитан.
— Они собираются расстрелять нас! — воздел руки к потолку Тремаль-Найк.
— Не очень-то приятная новость, не так ли, мой бедный друг? — изрек португалец, к которому уже возвращалось его обычное хладнокровие. — Что ты скажешь об этом, Сандокан?
— Что эти канальи туги сильнее, чем я предполагал.
— А мы-то думали, что перебили их всех!
— А вместо этого оказались у них в руках, друг Янес, — ответил Сандокан. — Если мы не найдем способ выскользнуть отсюда, не знаю, чем кончится эта остановка, которую я не предвидел.
— Да, поищем способ уйти, — сказал Янес. — Но только плотно позавтракав. На полный желудок идеи приходят быстрее.
— Удивительный человек! — воскликнул Тремаль-Найк. — Ничего его не выбивает из колеи!
— Нужно смотреть на вещи философски, — ответил португалец, смеясь. — Разве на нас уже навели ружья? Нет еще. А значит…
— Янес — мой предохранительный клапан, — сказал Сандокан. — Сколько раз я обязан был даже своей жизнью его рассудительности и хладнокровию.
— К дьяволу болтовню! — воскликнул Янес. — Посмотрим лучше, что нам принесли эти мошенники. Черт побери! Вот еще одна мысль, которая лишает меня остатков аппетита.
— Какая? — спросили в один голос Сандокан и Тремаль-Найк.
— А что, если эти продукты отравлены?
— Какая странная мысль! — воскликнул Сандокан. — Если бы они захотели избавиться от нас, кто бы им помешал расстрелять нас?
— Наверное, ты прав, — ответил Янес.
Он открыл корзины и извлек оттуда лепешки, жареную антилопу, рис, приправленный рыбой, бутылку пальмового вина и даже сигареты.
— Они довольно щедры, — сказал он. — Неплохое меню для приговоренных к расстрелу.
И, забыв о своих страхах, он с аппетитом вонзил зубы в лепешку.
— Канальи! — заорал он тотчас, скривившись. — Они положили туда камней. Я едва не сломал зуб.
— Камни? — воскликнул Сандокан.
— Там внутри что-то твердое.
— Посмотрим.
Он взял лепешку и разломил ее надвое. С удивлением он увидел внутри патрон, торчащий в ней среди мякиша.
— Ого! — воскликнул он. — Что это такое?
Янес проворно завладел патроном, разглядывая его с живейшим любопытством.
— Внутри должно что-то быть, — сказал он.
— Я тоже так полагаю, — ответил Сандокан.
— Может, это положил Бедар? — спросил Тремаль-Найк.
— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал Янес.
Он вынул патрон и достал из гильзы маленькую бумажную трубочку.
— Так, так, — пробормотал он.
И осторожно, чтобы не порвать бумагу, развернул записку. В ней было всего несколько слов, написанных голубыми чернилами.
— Это по-индийски, — сказал он. — Возьми, Тремаль-Найк, ты скорее прочтешь.
— Здесь только три слова, — ответил бенгалец.
— Читай.
— «Ждите сегодняшнего вечера».
— И больше ничего? — спросил Сандокан.
— Нет.
— Даже подписи нет?
— Ничего, Сандокан.
— Кто бы мог прислать нам эту записку?
— Только один человек: Бедар.
— Ждите сегодняшнего вечера, — повторил Янес. — Он что, решил перепилить решетки на наших окнах?
— Как бы то ни было, у нас есть надежда, — ответил Сандокан. — Великая удача, что мы его встретили. Я щедро вознагражу этого человека, если он поможет нам.
— Ждите вечера… Лишь бы нас не расстреляли до вечера, — с сомнением сказал Янес.
— Обычно это делается по утрам, — заметил Тремаль-Найк. — Наверное, они решили повременить с нами.
— И все же не верится, что они расстреляют нас, даже не выслушав доводов в нашу защиту, — сказал Сандокан.
— Им некогда разбираться с нами, мой дорогой Сандокан. Чего ждать от людей, которые пару недель назад жестоко расправились с европейцами, не пощадив ни женщин, ни детей? Кто мы для них? Шпионы, а значит, люди, которых в военное время ставят к стенке без церемоний даже и в более цивилизованных армиях. Но пока мы все-таки еще живы, воспользуемся этим, чтобы прикончить мой запас сигарет.
