Ситуация могла бы стать гротескной, не будь она столь трагичной: молодая женщина, сломленная душевно от постигшего ее разочарования, стоя на коленях, принимала комплименты от своего злейшего врага.
Задыхаясь от тряпки, обматывающей рот, Маргерит не могла ни шевелиться, ни кричать. Возбуждение, все это время придававшее силу ее хрупкому телу, покинуло ее, а чувство отчаяния парализовало мозг и нервы.
Шовлен отдал распоряжения, которые ошеломленная Маргерит не расслышала. Она почувствовала, как ей укрепили повязку вокруг рта, после чего пара сильных рук подняла ее и понесла по направлению к маленькому красноватому огоньку впереди, на который она смотрела, как на последний маяк надежды.
Глава двадцать девятая
В ловушке
Маргерит не знала, как долго ее несли; она утратила ощущение времени и пространства, и милосердная природа на несколько секунд лишила се сознания.
Когда молодая женщина пришла в себя, она поняла, что сидит не без некоторого комфорта на расстеленном мужском плаще, опершись спиной о скалу. Луна вновь скрылась за облаками, и темнота стала еще более густой. Двумя сотнями футов внизу ревело море, и, оглядевшись, Маргерит не заметила мерцания красного огонька.
То, что наступил конец путешествия, Маргерит поняла из вопросов и ответов, которыми обменивались шепотом Шовлен и Дега.
— В хижине находятся четверо, гражданин; они сидят у огня и вроде бы спокойно ждут.
— Сколько сейчас времени?
— Около двух.
— Прилив?
— Уже начался.
— Шхуна?
— Очевидно, английская — стоит на расстоянии трех километров. Но шлюпок мы не заметили.
— Ваши люди спрятались?
— Да, гражданин.
— Они не совершат промаха?
— Солдаты не пошевелятся, пока не появится высокий англичанин; тогда они окружат хижину и схватят всех пятерых.
— Отлично. Что с дамой?
— По-моему, женщина все еще в обмороке. Она рядом с вами, гражданин.
— А еврей?
— С кляпом во рту и связанными ногами. Он не сможет ни двигаться, ни кричать.
— Хорошо. Держите оружие наготове. Подойдите поближе к хижине, а я присмотрю за дамой.
Дега, по-видимому, повиновался, так как Маргерит услышала, как он крадется по утесу. Затем она почувствовала, что ее руки стальными тисками сжали костлявые пальцы.
— Прежде чем с вашего хорошенького ротика снимут платок, мадам, — прошипел ей в ухо Шовлен, — я хочу кое о чем предупредить вас. Не могу в точности догадаться, чему я обязан столь очаровательной компаньонке в путешествии через пролив, но, если не ошибаюсь, цель вашего внимания ко мне едва ли особенно лестна для моей особы. Думаю, я прав, предполагая, что первым же звуком, который слетит с ваших губок после того, как с них уберут повязку, окажется предупреждение хитрой лисице, с таким трудом загнанной мной в нору.
Он сделал паузу, казалось, еще сильнее стиснув руки Маргерит, и продолжал:
— Если я опять-таки не ошибаюсь, то в хижине ваш брат, Арман Сен-Жюст, изменник де Турней, и еще двое неизвестных вам ожидают прибытия таинственного спасителя, чья личность столь долго озадачивала наш Комитет общественной безопасности, — знаменитого Алого Пимпернеля. Несомненно, что если вы закричите, начнется свалка и раздадутся выстрелы, то длинные ноги, приведшие сюда этого загадочного субъекта, столь же быстро доставят его в безопасное место. Таким образом, цель, ради которой я путешествовал столько миль, окажется не достигнутой. С другой стороны, только от вас зависит, чтобы ваш брат Арман этой ночью вернулся с вами в Англию или же отправился, куда его душе угодно.
Маргерит не издала ни звука так как платок крепко связывал ей рот, но взгляд Шовлена был устремлен сквозь темноту прямо ей в лицо, а се рука, вздрогнув, дала ответ на его последнее предложение.
— Я хочу, — продолжал он, — чтобы вы обеспечили безопасность Армана простейшим путем, дорогая мадам.
— Каким именно? — казалось, откликнулась рука Маргерит.
— Оставаясь на этом месте без единого звука, пока я не позволю вам говорить. — Почувствовав, как сжалась Маргерит, Шовлен добавил с сухим смешком: — Впрочем, я не сомневаюсь в вашем повиновении, ибо если вы крикнете — нет, даже произнесете хоть слово — или попытаетесь двинуться с места, мои люди — а их здесь около тридцати — схватят Сен-Жюста, де Турнея и двух других и по моему приказу расстреляют их у вас на глазах.
Маргерит слушала речь беспощадного врага с возрастающим ужасом. Парализованная физической болью, она сохраняла достаточно ясное сознание, чтобы понимать смысл страшного «или — или», которое он вновь поставил перед ней, — куда более страшного, чем предложенное им в ту роковую ночь на балу.
На сей раз слова Шовлена означали, что Маргерит должна сидеть тихо и позволить ничего не подозревающему мужу идти навстречу верной гибели, или же, попытавшись подать ему сигнал об опасности, который, возможно, не достигнет цели, приговорить к смерти родного брата и еще троих ни в чем не повинных людей.
Маргерит не могла видеть лица Шовлена, но она ощущала на себе злобный взгляд его светлых пронизывающих глаз, а произносимые шепотом слова, звучали для нее, как похоронный звон по ее последней слабой надежде.
— Таким образом, мадам, — любезно добавил Шовлен, — с вашей стороны бессмысленно заботиться о ком-либо, кроме Сен-Жюста, а для его безопасности вам достаточно оставаться на месте и хранить молчание. Мои люди получили строгий приказ щадить его. Что касается Алого Пимпернеля, то поверьте, никакое ваше предупреждение не сможет спасти его. А теперь, дорогая мадам, позвольте мне убрать этот неприятный предмет с вашего хорошенького ротика. Как видите, я предоставляю вам свободу в выборе решения.
Мысли Маргерит кружились в бешеном водовороте, тело казалось парализованным, виски раскалывались от боли. Она сидела в темноте, окутывающей ее, подобно мантии. Со своего места Маргерит не могла видеть морс, но она слышала траурный рокот прилива, словно оплакивающий ее погибшие надежды, потерянную любовь и мужа, которого она предала и обрекла на смерть.
Шовлен снял повязку с ее рта. Маргерит не проронила ни звука; в этот момент у нее хватило сил только на то, чтобы выпрямиться и постараться подумать.
Минуты шли одна за другой — в мертвой тишине Маргерит не могла ориентироваться во времени. Она ничего не видела, не ощущала сладковатого аромата осеннего воздуха и соленого запаха моря, не слышала бормотания волн и шороха гальки. Все вокруг казалось нереальным. Не может быть, чтобы она, Маргерит Блейкни, царившая в лондонском высшем свете, сидела среди ночи на пустынном побережье бок о бок со своим злейшим врагом, а где-то в нескольких сотнях футов, человек, которого она еще недавно презирала, и который с каждой минутой становился для нее все ближе и дороже, ничего не подозревая, шел навстречу гибели, а она ничем не могла ему помочь.
