— А зачем? Я бы посоветовал вам забыть ее, сударь.
— Забыть ее! — вскричал Сандокан. — О нет!.. Никогда!
— Леди Гвиллок потеряна для вас. На что вы еще можете надеяться?
— Это правда, — со вздохом прошептал Сандокан. — Я приговорен к смерти, не так ли?
Лейтенант не ответил, но его молчание служило подтверждением.
— Так было предначертано, — сказал Сандокан. — Мои победы должны были привести меня к смерти. Мне их никогда не простят. Куда вы меня везете?
— На Лабуан.
— Меня там повесят?
И на этот раз лейтенант промолчал.
— Можете мне сказать это прямо, — усмехнулся Сандокан. — Тигр Малайзии никогда не дрожал перед смертью.
— Я знаю. Все знают, что храбрее нет человека на Борнео.
— Тогда скажите мне все.
— Вы не ошиблись, вас повесят.
— Я бы предпочел смерть солдата.
— Расстрел, не так ли?
— Да, — отвечал Сандокан.
— А я бы вместо этого сохранил вам жизнь и поставил командовать индийскими войсками, — сказал лейтенант. — Отважные люди так редки в наше время.
— Благодарю за доброе намерение, но от смерти оно меня не спасет.
— К сожалению, сударь. А что же вы хотите? Мои соотечественники всегда боялись вас и не смогли бы жить спокойно, даже если бы вы были отсюда далеко.
— А ведь я, лейтенант, когда вы на меня напали, собирался распрощаться с Момпрачемом и своей пиратской жизнью, — сказал Сандокан, — покинуть эти моря и уехать далеко, но не потому, что боюсь ваших соотечественников, а ради Марианны. Но судьба не захотела этого — ведь я не создан для счастья. Ну что ж, убейте теперь меня: я сумею умереть, как мужчина.
— Значит, вы не любите больше леди Гвиллок?
— Как я могу не любить ее! — воскликнул Сандокан страстно. — Вы даже не можете представить себе эту любовь! Я бросил ради нее Момпрачем и сделал бы это еще тысячу раз. Дайте мне свободу, но без Марианны — и я откажусь. Чего больше вы хотите?.. Я безоружен, я здесь почти один, но будь у меня малейшая надежда спасти Марианну, я бы проломил даже борта вашего корабля, я бы вышвырнул всех вас в море!
— Нас здесь больше, чем вы думаете, — сказал лейтенант чуть насмешливо. — Мы знаем, на что вы способны, и приняли меры, чтобы обезвредить вас. Даже не пытайтесь бежать: все будет бесполезно. Одна ружейная пуля может убить человека, даже самого сильного в мире.
— Я бы предпочел ее той смерти, что ждет меня на Лабуане, — сказал Сандокан с мрачным отчаянием.
— Я думаю, Тигр Малайзии.
— Но мы пока не на Лабуане, и до этого что-то еще может случиться.
— Что вы хотите сказать? — спросил лейтенант, насторожившись. — Не думаете ли вы о самоубийстве?
— А вам-то что за дело? Умру я тем способом или другим, результат будет одинаков.
— Пожалуй, и я бы не стал вам мешать, — сказал лейтенант участливо. — Признаюсь, мне было бы тяжело видеть вас повешенным.
Сандокан минуту помолчал, глядя на лейтенанта пристально, точно оценивая искренность его слов, потом спросил:
— Вы не будете противодействовать, если я покончу с собой?
— Нет, — отвечал лейтенант. — Такому доблестному человеку, как вы, я бы не отказал в подобной услуге.
— Тогда считайте меня мертвым.
— Я, однако, не могу предложить вам средство покончить с жизнью.
— У меня есть с собой все необходимое.
— Наверное, какой-нибудь яд?
— Мгновенный. Но прежде чем перейти в иной мир, я бы хотел просить вас об одной услуге.
— Человеку в вашем положении нельзя отказать ни в чем.
— Я бы хотел в последний раз увидеть Марианну.
Лейтенант молчал.
— Умоляю вас, — настаивал Сандокан.
Лейтенант молча покачал головой.
— Я получил приказ держать вас отдельно, — наконец сказал он. — И потом я думаю, что было бы лучше и для вас, и для леди Марианны помешать вам увидеться. Зачем заставлять ее плакать?
— Вы мне отказываете из утонченной жестокости, — сказал ему Сандокан. — Не думал, что храбрый моряк может стать таким палачом.
Лейтенант побледнел.
— Клянусь вам, у меня есть строжайший приказ, — ответил он. — Мне жаль, что вы сомневаетесь в моих словах.
— Извините меня, — сказал Сандокан.
— Я не держу на вас зла и, чтобы доказать, что никогда не имел ненависти против такого храбреца, как вы, обещаю привести сюда леди Гвиллок. Но вы причините ей только боль, вот увидите.
— Я ни словом не обмолвлюсь ей о самоубийстве.
— Тогда что же вы хотите сказать ей?
— Я оставил в тайном месте бесценные сокровища, и ни одна душа не знает, где они.
— И вы бы хотели оставить их ей?
— Да, чтобы она располагала ими, как ей захочется. Лейтенант, когда я смогу увидеть ее?
— Еще до вечера.
— Спасибо, сударь.
— Обещайте мне, однако, что вы не скажете ей о самоубийстве.
— Даю слово. И все же подумайте, какая жестокость, приходится умереть, когда счастье с любимой было уже так близко!
— Да, сударь.
— Лучше бы я открыл кингстоны и утопил мой праос в открытом море. По крайней мере я бы опускался в морские глубины, обнимая мою невесту.
— А куда вы направлялись, когда наши суда напали на вас?
— Далеко, очень далеко. Может быть, в Индию, может быть, на какой-нибудь остров Великого океана. Но что об этом говорить! Все кончено. Да свершится моя судьба.
— Прощайте, Тигр Малайзии, — сказал лейтенант.
— Сдержите ваше обещание.
— Через несколько часов вы увидите леди Марианну.
Лейтенант позвал солдат, которые освободили от цепей Джуйоко, и в глубоком раздумье поднялся на палубу. Сандокан стоял у трапа и смотрел не него снизу, со странной улыбкой, скрестив руки на груди.
— Он вам принес хорошие новости? — спросил Джуйоко, подойдя.
— Сегодня ночью мы будем свободны, — ответил Сандокан.
— А если побег не удастся?
— Тогда мы пробьем борта этого корабля и умрем все: и мы, и они вместе с нами. Однако будем надеяться, что Марианна нам поможет.
После ухода лейтенанта Сандокан сел на нижней ступеньке трапа и, сжав голову руками, погрузился в невеселые думы.
Скорбь и отчаяние отражались в его чертах. Если бы он был способен плакать, немало слез оросило бы его щеки. Но он только стискивал зубы и еле слышно временами стонал.
Джуйоко улегся невдалеке, с тревогой глядя на своего капитана. Видя Тигра Малайзии в таком состоянии, он не осмеливался расспрашивать его о будущих планах.
Так протекло двадцать-тридцать минут, когда люк вновь поднялся, открыв кусочек изумительно голубого, ясного неба над их головой.
Заметив проникший в полумрак луч света, Сандокан быстро встал, устремив взгляд на лестницу.
По крутым ступенькам к нему в трюм спускалась Марианна, бледная, с грустными, заплаканными глазами, и все же по-прежнему прекрасная. Ее сопровождал лейтенант, держа на всякий случай правую руку на рукояти пистолета, заткнутого за пояс.
