Пяти лет березняку аккурат хватает всаднику до плеча подняться. Проку от такого леса хозяевам никакого нет – не грибы же с лукошком собирать! А вот охотнику – полный восторг. Зверь тут селится молодой, сильный и игривый, да еще после давнишнего лесоповала непуганый. Чего человеку среди пеньков догнивающих да поросли молодой делать?
Но через пять лет сюда наведаться – самое то!
Прискакав к месту будущей охоты, великокняжеская чета и свита спешились для небольшого отдыха. Слуги расстелили ковры, разбросали подушки, расставили вазы с угощением, наполнили кубки.
– Долгие лета Великому князю Василию Ивановичу! – торопливо провозгласил князь Шеин. – Князю и государыне нашей, Елене Васильевне!
Юная правительница довольно улыбнулась, благодарно кивнула и приподняла свой кубок.
Став Великой княгиней, литовская беженка стала одеваться немного солиднее. Рыжие волосы не выбивались упрямо из-под легкой вуали, а прятались за кокошник и под цветастый платок. Сарафан уже не подчеркивал так броско высокую грудь, а талию укрывала широкая полоса песцового меха. Но глаза ее горели столь же дерзко, как и прежде, черты лица оставались изящными, словно вырезанными лучшим мастером из слоновой кости, а губы по-прежнему алели, привлекая к себе внимание каждого мужчины.
– За тебя, радость моя! – поддержал подхалима гололицый Василий Иванович. Единственный бритый мужчина из всех охотников. – Долгие лета!
Государыня осушила кубок. Кравчая, княжна Шуйская, немедленно наполнила его снова и отстранилась.
– А ты чего не пьешь, Анастасия Петровна? – поинтересовалась Великая княгиня.
– Прости, государыня. Вино пролить опасаюсь… – Кравчая забрала у нее кубок, сделала пару глотков и вернула.
Елена расхохоталась: вот поди разбери – то ли грубость, то ли преданность. С одной стороны – у госпожи угощение отбирает. С другой – доказывает, что оное не отравлено. В кабаках за такое в лицо бьют, а при дворе – награждают.
– Что такое, радость моя? – тут же вскинулся Великий князь.
– Я люблю тебя, Василий, – положила ладонь ему на пальцы супруга. – Я так счастлива, что мы вместе! И что мы здесь!
Со стороны Никольского послышался истошный лай.
– Кажется, псари со сворой наконец-то догоняют, – сказал кто-то из бояр.
Но еще прежде, чем появились гончие, по дороге промчалась еще одна кавалькада молодых, богато одетых бояр, осадила лошадей возле великокняжеского привала. Предводитель отряда на белоснежном туркестанце – уже не юноша, но молодой и веселый, с короткой курчавой бородкой, вздернутым носом, яркими голубыми глазами – спешился, бросил поводья тоже спешившемуся спутнику. Был он высок и статен, а плечи столь широки, что, казалось, вот-вот ферязь порвется. На груди – золотая цепь. На запястьях – браслеты из скани с самоцветами, на поясе – золотые клепки, ножны с накладками из резной кости и изумрудными вставками, шитая серебряной нитью бархатная сумка. Весь внешний вид гостя говорил о том, что он силен, богат и знатен.
«И красив!» – не могла не отметить юная государыня.
Василий же, как ни странно, в первую очередь обратил внимание на его худородного спутника:
– Ты ли это, родственник? Опять здесь крутишься?
– Всегда готов служить тебе, государь! – приложил ладонь к груди зеленоглазый слуга.
– М-м-м… – Василий оглянулся на новую супругу и усмехнулся: – Рад видеть тебя в добром здравии, родственник!
– И тебе долгие лета, государь!
– Там какие-то собачники дурные дорогу загородили, Василий Иванович! – перебил дядьку Иван Федорович. – Как бы всю охоту нам не изгадили! Гнать их надо в три шеи!
– Нет охоты без собак! – не выдержав, приподнялась Елена Васильевна. – Только с ними зверя достойного взять можно, коли охотник не трус и кабана али волка не спужается!
– Коли не трус, пусть с басурманами и литвинами дерется, а не кабанов по кустам щиплет! – отрезал гость. – Мужи же настоящие на охоту ездят душу потешить да красотой схватки небесной полюбоваться!
– И много ты литвинов навоевал? – зарозовели щеки женщины.
– Сколько наловил, все мои! И без собак, кстати говоря, обошелся!
– Кто этот грубиян, Василий?! – обратилась к мужу за поддержкой Великая княгиня.
– Князь Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский, милая. Воевода именитый, много побед за годы прошедшие одержал, – наконец-то смог представить гостя государь.
– Это который Могилев воевал? – проявила осведомленность литовская беженка.
– Виноват, государыня, – широко улыбнувшись, поклонился князь.
– Так Сигизмунду подлому и надо! – вскинула подбородок Великая княгиня.
– Всегда рад услужить моей прекрасной госпоже! – еще раз поклонился воевода. – Я виноват, государыня! Если столь красивая женщина хвалит псовую охоту, только безумец посмеет ей перечить! Я постараюсь вам не помешать!
– Я не сержусь… – милостиво кивнула Елена Васильевна.
– Жаль. Мне так хотелось искупить… – нахально подмигнул ей князь и повернулся к свите: – По коням! По краю поросли пойдем, дабы веселью великокняжескому не помешать!
– Надеюсь, он не сильно распугал моих псарей, милый? – Государыня снова накрыла рукой ладонь мужа. – Все вояки такие грубияны!
– К охоте все готово, князь? – обратился к князю Шеину Василий Иванович.
– Все готово, государь! – немедленно выступил вперед конюший. – Вон вдоль того перелеска изгоном пойдем и на луг за березняком дичь выгоним. Там сподручнее всего брать будем.
– По коням! – поднялся Великий князь. – Подать нам с государыней свежих лошадей, и спускай своры!
Самый восторг псовой охоты – это нестись вскачь, не разбирая дороги, за стремительными гончими, взмывая над поваленными бревнами, перескакивая ямы и овраги, огибая толстые стволы и кучи валежника. Правда, на ухоженном лесовладельцами отрезе больших ям и препятствий не имелось – и потому даже сидящей в седле боком Елене Васильевне удавалось держаться наравне с мужчинами, весело покрикивая и погоняя чалую кобылку хлыстом.
Собаки, легко пронзая тощими телами молодую поросль, вспугивали со своих мест где зайцев, где оленя, где кабаний выводок и гнали вперед. Среди прочего выпугивали они и тетеревов, и куропаток – и Великая княгиня не могла не видеть, как с левого края поля взмывают по очереди два сокола, чтобы сбить добычу и опрокинуть ее с небес в руки своего владельца…
Спустя несколько часов, взяв с березняка пять косуль, двух кабанов, одну лису и целую горку зайцев, охотники опять расположились на отдых, попивая вино, закусывая сластями и орешками. И опять к месту привала прискакал веселый князь Овчина-Телепнев-Оболенский. Правда, теперь – в сопровождении одного лишь зеленоглазого слуги. Спешился возле края ковра, снял чересседельную сумку, чинно поклонился:
