5 февраля 1538 года
Москва, подворье князей Шуйских
Комната в княжеских хоромах была все той же, как и при появлении здесь боярского сына Кудеяра: просторной, но теплой и уютной, достаточно светлой для чтения – но имеющей изрядно темных уголков, чтобы вечером совершенно раствориться в сумерках. Анастасия Петровна предпочитала таиться во мраке, Василий Васильевич Немой – находиться под подсвечниками, на свету. И потому зачастую казалось, что он разговаривает сам с собой. Или хуже того – с самим мраком.
– Неужели нам это удалось, Настенька? – негромко сказал князь, крутя в пальцах гусиное перо.
– Каждый раз, одевая князя Овчину в простолюдинские рубахи и душегрейки, я заставляла его платить слугам, эти вещи снимающим. Ныне во дворце есть никак не меньше полусотни холопов, что подтвердят его хождения к Елене Глинской при живом муже. Небольшое следствие, проведенное боярской Думой, – и Ваньку признают ублюдком, незаконнорожденным, внебрачным. И трон будет свободен.
– Так что у нас осталось? – спросил Немой.
– Ничего, – ответила темнота. – Елена задушила старшего Александровича, затем задушила младшего. Старшего сына Василия сожрала оспа.
– Георгий жив, – поправил мрак Василий Васильевич. – Разрядный приказ постоянно следит за Софьей, и соглядатаи видели, как она отправила сына из обители. Я думный боярин, мне позволительно читать все тайные документы. Его увезли ночью, проследить не получилось. Похитители оторвались.
– Не важно, – после недолгого сомнения ответила темнота. – У нас есть могила и свидетели. Он мертв. Так что, братец, все Александровичи мертвы, и никто не сможет обвинить нас в их смерти. Пред богом и людьми мы чисты. И ты – законный наследник русского трона.
– Еще не совсем, – покачал головой князь.
– Да, остался последний шаг, – согласилась темнота. – Елена Васильевна расчистила нам путь. Осталось убрать ее саму.
– Дай мне месяц. Нужно отобрать верных людей и пронести в Кремль оружие. Мне, конечно, доверяют… Но лучше проявить осторожность.
– Хорошо, милый брат. Когда будешь готов, сообщи.
4 апреля 1538 года
Москва, Кремль, Великокняжеский дворец
Елена Васильевна кушала, естественно, вместе с князем Овчиной. Стол был не самый обильный – всего десяток блюд, – но правящая пара все равно смотрела только друг на друга.
– Я купила нового вина, – сообщила кравчая, придвигая кувшин. – Не желаешь отпробовать, государыня?
– Налей! – согласилась правительница.
Анастасия Петровна налила из кувшина в кубок несколько глотков, выпила, поставила бокал обратно на стол, чтобы наполнить, и вдруг спохватилась:
– Ах, прости, княгиня, соринка! – Она подхватила салфетку, отерла ею край кубка, после чего наполнила его почти до краев и с низким поклоном передала Елене Васильевне.
Та попробовала, кивнула:
– У тебя отличный вкус, княжна! – и допила до конца.
– Ты куда сейчас? – взял ее за руку Иван Федорович.
– К бумагам. А ты?
– Тогда я к сыну. Он наконец-то пристрастился к мечу. Нужно учить.
Влюбленные разошлись.
Правительница всея Руси предпочитала просматривать письма Посольского приказа в одиночестве, и потому ей некому оказалось пожаловаться на то, что закружилась голова, некому приказать открыть от духоты окно. И налить морса, чтобы избавиться от сухости во рту. Просто во всем теле наступила слабость. Елена Васильевна попыталась встать – но не смогла и уткнулась лбом в стол, прикрыла глаза, стремительно засыпая. Сердце колыхнулось в груди еще пару раз – и тихо остановилось.
Примерно в это время к Ивану Васильевичу, государю всея Руси, пришли учителя грамоты, и князь Овчина-Телепнев-Оболенский вышел из детской горницы в коридор. Удивленно обвел взглядом стоящих здесь бояр, не к месту одетых в поддоспешники и с саблями на поясах.
– Что вы здесь делаете? – Он заметил князя Шуйского, шагнул к нему: – Что-то случилось, Василий Васильевич?
– Да, – кивнул Немой. – Ленка Глинская померла.
Бояре выхватили сабли.
Воевода, ругнувшись, расстегнул пояс, прикрылся им от первого сабельного удара, пнул врага ногой, отпрянул от второго, ударил врага пряжкой в лицо, перехватил оружие, поднырнул под очередной клинок, одновременно рубя нападающему нижние ребра, прикрылся ремнем и широким взмахом, как учил когда-то исчезнувший дядька, отвел сразу три направленные в грудь сабли, ответным взмахом начисто срубил бородатую голову и…
В спину воеводы глубоко вонзилась сабля, останавливая горячее сердце воина, а еще два укола закончили схватку раз и навсегда.
Василий Васильевич одобрительно кивнул, развернулся и пошел прочь.
Спустя несколько минут он вошел в Посольскую залу Грановитой палаты, медленно и торжественно поднялся по ступеням и опустился на жесткое сиденье с прямой спинкой. Положил руки по сторонам, крепко взявшись за подлокотники. Довольно улыбнулся, выпрямился и мечтательно опустил веки.
– Ну вот и все! Теперь ты мой…
* * *
В таком виде его и нашли – со спокойной улыбкой восседающим на великокняжеском троне. Проклятье вечно вторых в очередной раз не упустило своей добычи. Князь Василий Васильевич Шуйский по прозвищу Немой, многократный победитель схизматиков и басурман, основатель Васильсурска и главный думный боярин, скончался именно в тот день и час, когда до высшей власти в величайшей державе мира ему оставалось сделать всего лишь один, последний, совсем маленький шажок…
Правление государя Ивана IV Васильевича благополучно продолжалось. Великий князь как раз начал учить свои первые письменные буквы – еще не зная, что остался полным сиротой в самом логове хищной московской знати, и ничего пока еще не ведая о своем брате, своем происхождении, равно как и о том, что впереди его ждет настоящая, великая и нежная любовь…
