Повеселели серые глаза Шавершола. Теперь не страшна им темная ночь, не опасен остроглазый и хитрый лесной зверь.
Пришел Оскор с черными сучьями сухой черемухи, постоял у веселого костра и сказал Шавершолу:
– Ржал чужой конь. Ниже нас по реке…
– Это стрекотала лесная пеструха, Оскор, или хитрый див заманивал в зыбуны наших лошадей.
– Я слышал, Шавершол. То голос коня.
– Но кони нашего племени не заходят сюда, а чужие воины приходят на лодках. Тебя обманул хитрый див, Оскор.
Угры напоили отдохнувших коней и пустили их на густую траву. Оскор стреножил своего крепким ремнем, чтобы не ушел молодой конь с берегов Великой Голубой реки обратно, к родному табуну.
Одевались сизым туманом прибрежные лозняки. Вышла на охоту крупная щука, начали свои шумные перелеты свистухи и шилохвостки. Оскор взял у Шавершола топор-клевец, затесал старую сосну и стал вырезать острым ножом двух всадников и воду. Он умел вырезать на мягких лубняковых дощечках настоящих коней, красивых, быстрых, как степные дзуры. Но сейчас надо оставить только письмо – вырезать ножом знаки, которые расскажут сородичам, что два угра на лошадях переждали здесь ночь и переплыли Великую Голубую реку. Оскор выскоблил две глубокие бороздки поперек сосны и две вдоль, поменьше, под ними нанес поперечные зарубки, обозначающие для любого угра воду. Выскобленные на старой сосне знаки он не успел натереть железной краской – спустилась с потемневшего неба на землю ночь.
Ночь была темной, она лежала на земле, как огромная черная шкура, только чуть поблескивала река, да искрились на небе звезды. Поев крепкого вяленого мяса, у костра спокойно заснул Шавершол, положив на седло голову, укрывшись медвежьей шкурой. Кожаный шлем и меч лежали рядом, с правой руки, а лук и сагайдак – с левой. Молодой кузнец всегда был воином. Тяжелая сытость и тепло от костра клонили ко сну и певца Оскора, но он долго не мог уснуть. Волки рыскали рядом, а стреноженный конь – легкая добыча густогривому хищнику. Оскор несколько раз поднимался и уходил от костра в темноту смотреть лошадей. Кони шли к лесу, ему приходилось все дальше и дальше уходить от костра. Последний раз он ходил смотреть их в полночь, вернулся напуганный и разбудил Шавершола. Тот вскочил, схватился за меч, но кругом было тихо и темно.
Оскор повел его к лесу. Они остановились около лошадей, и певец показал на пылающий вдали костер.
– Видишь… Ржал чужой конь, а не хитрый див.
– Ты говорил правду, Оскор.
Они долго думали, кто пришел на их землю? Кто зажег огонь на берегу Великой реки?
Шавершол хотел ползти к чужому костру, но Оскор отговорил его – один всадник не страшен для племени. Взволнованные послы потушили свой костер и стали ждать утра.
Утром они набросили на спины отдохнувших лошадей высоколукие седла и поехали вдоль реки искать следы огня. Ночной огонь мог вызвать множество дум, даже испугать, но все-таки остаться для них загадкой. Они должны увидеть его пылающим рядом или взять в руки еще не остывшую мягкую золу. Угры нашли в кустах тлеющий еще костер и следы человека, который провел около него беспокойную ночь. Чужой воин не ложился на траву, спал сидя и не ходил, а ползал за сушняком для огня, как зеленая ящерица.
– Здесь был человек, – сказал Шавершол. – Он был один и боялся нас.
– Мы найдем его. Наши кони легки, как птицы, и быстры, как дзуры.
– Скоро высохнет трава, Оскор, и мы потеряем его след. Легче найти куницу в лесу, чем одинокого всадника. Нас послал вождь к Большому шаману. – Зачем приходил чужой воин на нашу землю? Зачем?
Шавершол снял меч, лук и сагайдак со стрелами, стащил с себя тяжелую кожаную рубаху, привязал все к седлу и повел Арагеза к воде. Оскор долго возился с тихо звенящим лебедем, привязывая его тонкими ремнями под гриву коню. Кузнец был уже далеко, а он только зашел в реку и, крепко взявшись за железное стремя, поплыл рядом с конем к далекому берегу.
Вода пенилась, сердито шумела и тащила их вниз. Молодой конь давил ее грудью и вытягивал длинную морду, как бегущий по воде гусь. Плыли долго, а до берега все еще было далеко. Оскору казалось: река поборет его коня, утопит в буйных вырях и оружие, и лебедя. Он отчаянно бил свободной рукой по вспененной воде, помогая плыть уставшему коню.
Могуча и упряма Великая Голубая река, неудержим ее бег. Но сильнее Великой Реки два угорских воина. Их послал вождь и народ. Они едут к Большому шаману за мудрым словом.
До берега оставалось не более десяти шагов. Оскор почувствовал под ногами твердую землю и отпустил стремя. Конь его заржал, оттолкнулся копытами от крепкого каменистого дна и выскочил из воды. Отряхнувшись по-собачьи, он побежал к Арагезу, мягко покачивая лоснящимся крупом.
Послы надели рубахи, отвязали от седел оружие и двинулись отлогим берегом вверх по реке. Они ехали широкой зеленой дорогой. Трава здесь доходила до самой воды. Пробиваясь сквозь крупный галечник, она застилала его мягким светло-зеленым ковром.
Начинался жаркий день, но утренняя свежесть еще не осела на землю. Покачиваясь в высоком седле, Шавершол глядел на выбежавшие из леса широкие дубки, темные и кривые, как старая черемуха, на большие камни, гладко облизанные водой, на лохматые корни вывороченных елей. Он хотел запомнить дорогу. Оскор ехал за ним, радовался ясному дню, встречая, как старых знакомых, и поседевшую ель, и молодую липу, пугливых, прожорливых лисят. Когда горячее солнце повисло над головой, угры остановились в неглубоком прохладном овраге и отпустили лошадей на траву.
Шавершол достал из переметной сумы вяленое мясо и сухие ячменные лепешки, Оскор в кожаном мешке принес воду. Они быстро поели. Уставший от жары кузнец залег в густую траву спать, а Оскор взялся за своего лебедя. Он пощипывал тонкие железные струны и пел о том, что два угорских воина ехали зелеными лугами, ночевали на берегу Великой Голубой реки и видели ночью костер чужого воина. Вспомнил певец в своей бесконечной песне и о дочери вождя Илонке:
Черноглазая дочь вождя,
Длиннокосая Илонка
Вставала раньше солнца летнего,
Проводила певца до ворот.
Отдала ему карсу,
Птицу серебряную, и сказала:
«Привези из Синей пещеры
Мудрое слово шамана…»
Легко и мягко, как сытая рысь, идут отдохнувшие кони, едут на север два всадника вдоль Великой реки. Пересекают дорогу им заросшие серым ольховиком светлые речки, разрезают зеленый берег крутые овраги, пахнущие дудочником.
Незаметно подошла ночь, будто спустилась не с неба, а выползла из темного леса. Угры остановили коней, сняли седла и стали ждать утра.
Не разжигая огня, они долго ели крепкое мясо и запивали его водой из студеного родника.
