– Встреча с этим кораблем не предвещает ничего хорошего, – прокричал он в конце концов. – И если в сердцах ваших есть хоть капля отваги, то беритесь за оружие – и будем сражаться плечом к плечу. А женщины и калеки пусть спрячутся в трюме.
У меня свело живот от страха, когда я услышал эти слова и увидел стройные очертания преследующего нас корабля; подгоняемый множеством весел, он стремительно мчался к нам в бурунах белой пены. Вскоре я заметил на носу чужого судна два клуба дыма, и рядом с нами в воду плюхнулось пушечное ядро, подняв фонтан брызг, а другое ядро пробило наш парус, прежде чем ветер донес грохот выстрелов до наших ушей.
– По-моему, сражение уже проиграно, – проговорил Антти. – Ведь у нас – не больше пятнадцати человек, способных держать в руках оружие. По всем правилам военного искусства столь маленький отряд не должен раздражать гораздо более сильного противника, оказывая ему бессмысленное сопротивление, а обязан, наоборот, сдаться – и обеспечить себе таким образом самые выгодные условия капитуляции. Я вынужден, правда, признать, что мне совершенно неизвестны правила ведения войны на море, но на суше обычно поступают именно так.
Но рябой капитан ответил:
– Нам остается надеяться лишь на Бога – и на то, что военная галера находится где-то неподалеку и уже разыскивает нас. Я командую кораблем, на мачте которого развевается венецианский флаг со львом, и с пиратствующими неверными могу разговаривать лишь с оружием в руках. И если бы я сдал негодяям это судно без боя, то покрыл бы себя величайшим позором и высокочтимая синьория достала бы меня из-под земли, чтобы торжественно вздернуть на мачте. Если же я буду храбро сражаться и не паду в бою, то синьория выкупит меня из рабства. А если я погибну в схватке с неверными, то имею все основания полагать, что душа моя, покинув бренное тело и очистившись от всех грехов, отправится прямиком в рай.
А брат Жан размахивал медным распятием и кричал голосом, осипшим от страха:
– Тот, кто падет в битве с приверженцами лжепророка, заслужит мученический венец и окажется в Царствии небесном. Так будем же сражаться с мужеством и отвагой во имя Господа нашего Иисуса Христа!
Антти с сомнением почесал в затылке и засунул руку в дуло единственной на корабле позеленелой от времени бронзовой пушки, но не обнаружил там ничего, кроме старых птичьих гнезд и крысиного помета. Капитан выбросил из своей каюты связку заржавленных мечей, которые со звоном упали на палубу, а матросы с явной неохотой потянулись к железным баграм. Капитан принес из каюты еще и большой мушкет, а я попытался зарядить его, поскольку умел обращаться с таким оружием; но порох был сырым…
Пиратский корабль был уже так близко, что мы могли разглядеть зеленые и алые флажки, развевающиеся на верхушках мачт, и внушающие ужас огромные тюрбаны, которые красовались на головах у неверных. Негодяи были вооружены до зубов, и блеск острых клинков слепил нас.
Грянуло множество выстрелов. Двое наших, обливаясь кровью, упали на палубу, а третий с криком схватился за кисть руки. В следующий миг на нас обрушилась туча стрел – и многие из них достигли цели. Брат Жан при виде крови и раненых впал в экстаз и принялся скакать по палубе, дико вопя, что все мы станем мучениками, а другие паломники последовали его примеру, размахивая оружием и распевая псалмы дрожащими и срывающимися от страха голосами. Тогда Антти вытащил меня из-под града стрел, и мы укрылись в каюте капитана, который тоже присоединился к нам и, непрерывно крестясь, сказал:
– Пусть Пречистая Дева и все святые помилуют мою бедную душу, а Иисус Христос простит мне все грехи. Я узнал это судно по флажкам, оно – с острова Джерба[3], а командует кораблем корсар по имени Драгут[4], безжалостно истребляющий христиан. Давайте же дорого продадим свои жизни, ибо пробил наш последний час.
Но какая бы то ни была, схватка с закаленными в морских сражениях пиратами означала лишь бессмысленное кровопролитие: их гребцы по команде убрали весла, и пиратский корабль, с разгона скользнув по волнам, встал с нами борт о борт. Замелькали абордажные крючья, и не успел я вымолвить «Господи, спаси нас!», как обе посудины с треском стукнулись друг о друга и наше судно было привязано к корсару бесчисленными канатами и цепями. Как человек чести капитан ринулся с мечом в руке на пиратов, но тут же рухнул с раскроенным черепом, не успев даже ранить ни одного из нападавших. Увидев это, команда немедленно побросала багры и пики и подняла руки в знак капитуляции. В мгновение ока были перебиты последние паломники, еще размахивающие оружием, и нашим кораблем полностью овладели пираты. Так что мы не покрыли себя бессмертной славой в этом неравном бою…
Антти сказал мне:
– Пришел наш последний час, и я не хочу больше пятнать свои руки кровью ближних. По правилам военного искусства благородные мужи сопротивляются врагу до тех пор, пока существует хоть малейшая возможность спасения. – С этими словами он отшвырнул меч, но тут же добавил, точно стыдясь своего поступка: – И тебе не советую бороться с теми, кто явно сильнее нас. Лучше примем смерть от рук неверных как смиренные христиане.
Брат Жан до последней минуты пытался со своим медным распятием яростно наскакивать на пиратов, но они даже не дали себе труда убить монаха. Один из них просто вырвал у него распятие и совершенно спокойно швырнул святыню в море. Это привело брата Жана в такое неистовство, что он с пеной на губах бросился на негодяя, царапаясь и кусаясь, пока не получил пинка в живот и не грохнулся на палубу, где начал извиваться, громко воя от боли. Мы с Антти не сопротивлялись, когда нас подтолкнули к кучке других пленников. Пираты разбежались по всему кораблю и полезли в каюты и трюмы через все двери, люки и отверстия. Легкая победа привела неверных в прекрасное настроение, и потому сначала они были не слишком суровы с нами. И лишь когда пираты к своему великому разочарованию поняли, что на корабле нет никаких ценных грузов, а есть только кучка бедных паломников, неверные принялись грозить нам кулаками и проклинать нас на всех языках мира. Я с удивлением заметил, что корсары не были ни африканцами, ни турками. Хотя они и носили тюрбаны, но были в большинстве своем итальянцами или испанцами.
Эти жестокие люди избивали нас, плевали нам в лица и срывали с нас одежды, так что вскоре лишь жалкие лохмотья прикрывали нашу наготу. Пираты отобрали у нас кошели и проворными пальцами ощупали наши вещи, ища зашитые в складках материи монеты и драгоценности. Но я в тот момент уже не думал о потерянных деньгах; меня волновала лишь собственная жизнь. Найденные дорогие вещицы и монеты разбойники бросали на разложенный на палубе парус. Туда же полетели лучшие из наших нарядов – и случилось все это в мгновение ока.
