В Зале совета, на вершине главной башни крепости, в самом разгаре шло заседание Священного собрания — верховного совета ордена. Здесь на скамьях вдоль украшенных гербами стен расселись люди, возглавлявшие орден. Епископ, деканы, приоры, монашествующие бейлифы, рыцари Большого Креста, главы всех лангов[11] — присутствовали все, облачившись согласно сану в черные ризы с восьмиконечными крестами святого Иоанна. Орден госпитальеров. Братство воинов-священников, наследников миссии, зародившейся еще во времена крестовых походов, когда основатели ордена первыми взялись ухаживать за немощными пилигримами, шедшими в Святую Землю, а позже вооружились, чтобы встать на их защиту. Навыки боя и врачевания сохранились. Каждый член братства дал обет безбрачия, бедности и смирения; каждый поклялся служить папе римскому и до самой смерти непрестанно сражаться против неверных мусульман. Они были живым воплощением истории, иностранным легионом воинствующего христианства, явлением неуместным в эпоху городов-государств и национальных государств XVI века. Последними в своем роде. Во главе ордена стоял великий магистр Жан Паризо де Ла Валетт. Сейчас он угрюмо и молчаливо воссел на троне в Зале совета.
Великий магистр слушал, как перед собравшимися зачитывали вести из Мессины. Снова отговорки вице-короля Сицилии, снова пустые обещания, снова отсрочка. Пока рыцари вокруг спорили, Ла Валетт оставался равнодушным и неподвижным, являя собой безмятежную фигуру, излучавшую покой и власть. Новости ужаснули совет, хотя иного и не ожидалось. С каждым часом гибель становилась все более вероятной, постепенно превращаясь в неизбежность.
Громкие голоса сливались в единый гомон. Один из старших воинов справедливости[12] взял слово.
— Я повторяю, братья мои, король испанский, Филипп, и его наместник на Сицилии бросают нас в трудный час. Король Франции, Франциск, отвернулся от нас. Император Германии отправился в военный поход. Королева-еретичка Елизавета Английская не станет помогать католикам. Чем мы обязаны этим монархам? По какой причине мы защищаем их жирное брюхо?
— По причине нашей торжественной клятвы перед Господом, — ответил поднявшийся с места епископ. — По той причине, что император Карл V, передав Мальту нам во владение, возложил на нас обязанность сражаться с вероломными врагами святой веры.
— И чем же нам сражаться, брат епископ? Даже его святейшество папа римский глух к нашим прошениям.
— Его святейшество — наш покровитель, наш владыка.
— Однако вместо солдат он шлет лишь пустые эпистолы и свою благосклонность. В строю осталось всего семь сотен рыцарей, четыре тысячи испанских солдат и столько же мальтийских новобранцев.
— Они тоже под защитой Господа. Его милостью мы выстоим.
— Против тридцати тысяч сарацин? Или сорока тысяч?
— Против миллиона язычников.
Со скамьи встал другой рыцарь.
— На Родосе, укрывшись за высокими стенами, нас было девять тысяч, и мы сдерживали турок полгода.
— Именно так, — кивнул епископ. — На Мальте мы вновь задержим врага.
Вмешался один из бейлифов:
— Не более чем на несколько недель. Форт Сент-Эльмо стоит у подножия горы Скиберрас, а здешние стены просматриваются с холмов Коррадино. Турки захватят холмы и пушками разобьют нас в прах.
— Тогда в прах мы и обратимся. Наше дело свято.
— Если мы останемся здесь, наше дело и вера обречены.
— И что вы предлагаете? — вскочил на ноги разгневанный крестоносец по имени Лакруа. — Прятаться подобно глупцам? Бежать, словно испуганная стая? Сдаться, как забитые псы?
— Отправиться на Сицилию. Разместить наше войско там, где можно будет восполнить запасы и выступить совместно с объединенными силами христианства.
— В этом случае вы поклонитесь туркам.
— Полагаю, наш брат бейлиф склоняется лишь пред Господом, брат Большого Креста.
Де Понтье, магистр и воин справедливости, заговорил тихим мягким голосом. Но лукавые злобные глаза его неотрывно следили за старым недругом — Лакруа. Своим поведением он старался заручиться поддержкой последователей. Но сказано было еще не все.
— Я согласен с нашим братом бейлифом и посему предлагаю не сдаваться, а отступить. Отступив, мы останемся живы и сможем сами избрать поле боя и бить язычников на своих условиях.
— Решение принято. Остаемся на Мальте.
— На голых скалах без всяких преимуществ.
— Почти сорок лет эти голые скалы были нашим домом. — Лакруа пристально посмотрел на де Понтье. — Когда Сулейман вытеснил нас с прекрасного Родоса, мы восемь лет скитались, как евреи по пустыне. Сколько еще лет нам скитаться? Восемьдесят? Восемьсот?
— Командор Лакруа жонглирует цифрами.
— В то время как вы жонглируете будущим нашей веры и судьбой благородного ордена.
Приор Гарза, испанец и сторонник де Понтье, ткнул пальцем в сторону Лакруа:
— За считанные дни магометане захватят этот христианский остров, войдут в Мдину, овладеют островом Гозо и отрежут путь к отступлению на север. Наш единственный шанс — начать переговоры с турками и добиться перемирия и безопасного отступления.
— Я не в силах слышать подобное.
— Как не в силах узреть петлю на наших шеях.
Епископ неуклюже подался назад на своей скамье.
— Все ясно, брат приор.
— Мы лишь хотим спасти веру, — убаюкивающим голосом заговорил де Понтье.
Лакруа покачал головой, а лицо его от злости пошло пятнами.
— Вы лишь хотите спасти свою шкуру.
Разразился спор. Раздоры не ослабевали, вспомнились и национальные разногласия, и личная неприязнь, союзы и объединения возникали и распадались. Великий магистр встал и подошел к распахнутому окну. Казалось, он погрузился в раздумья, вероятно, прислушиваясь к отдаленному шуму узеньких улочек Биргу или размышляя над полемикой в зале. Разговоры стихли. Члены совета, вдруг онемев, наблюдали за предводителем, устыдившись собственной глупости.
Гроссмейстер принял властную позу.
— Братья мои!
Он обернулся к совету, высокий семидесятилетний муж, обладавший важностью и достоинством священника и выправкой полководца. Борода его поседела, а кожа огрубела в нескончаемых сражениях. Но глаза Жана Паризо де Ла Валетта излучали силу и уверенность, пленявшую окружающих. Его нрав, репутация и железная воля были выкованы из таких элементов, которые пробуждали в людях желание следовать за ним. Рыцари сосредоточенно внимали его словам.
— Перед вами стою я, великий магистр этого ордена. Ордена, что пережил тамплиеров и тевтонцев, выдержал испытание временем и ужасы осады, людские пересуды и тяготы жизни в изгнании. Я был вместе с рыцарями, когда они покинули Родос, выдворенные султаном, который ныне послал против нас свой флот.
