— А доминиканец?
Лев повернулся к нему: он – то знал, до какой степени этого французского монаха интересует его рассказ. «А как по – вашему, отец мой, зачем я пригласил вас сегодня на ужин? Чтобы полакомиться паштетами под пряным соусом?»
— Я очень хорошо помню всю эту историю. Много позже, на пороге смерти, Ядин снова заговорил со мной о том письме и просил меня отыскать его след. Мне удалось провести небольшое расследование благодаря Моссаду, для которого я стал… ну скажем, информатором от случая к случаю. Похоже, что у Моссада лучшая в мире информационная служба — после ватиканской, разумеется!
Сейчас Лев снова был мил и весел: на его лице не осталось и следа напряженности.
— Тот доминиканец, по сути, был братом послушником, а не священником, в монастыре он занимался хозяйственными делами. Славный малый, немного туповатый. Перед объявлением независимости Израиля ситуация в Иерусалиме была настолько напряженной, что многих монахов репатриировали в Европу. Похоже, что доминиканец, собираясь в дорогу, засунул в свой багаж и тот ящик из – под коньяка «Наполеон», о значении которого он не имел ни малейшего представления, да и дотащил его до самого Рима, где и закончил свои дни на Авентинском холме, в доминиканской курии. Мы выяснили, что ящика там уже нет, после его кончины в келье не нашли ничего, кроме четок из оливкового дерева.
— И… где же все это теперь может быть?
— Курия — учреждение, не склонное хранить документы, бесполезные для него. Она передала разрозненные рукописи, вывезенные из Иерусалима, в Ватикан, и они, несомненно, осели там, где хранится всякое старье, с которым не поймешь что и делать, или использование которого возможно, но не желательно. Где – то в уголке одной из библиотек или хранилищ священного града упокоилось и это послание. Думаю, что, если бы его раскопали, оно дало бы о себе знать.
— А почему, Лев?
Тронутый тем, как израильтянин на глазах оттаял, отец Нил назвал его по имени. Лев это заметил и налил ему еще рюмку вина:
— Потому что Иггаэль Ядин прочел письмо, прежде чем вернуть его митрополиту. И то, что он мне сказал перед смертью, заставляет думать, что в письме том содержится страшная байка — из тех, которые в конце концов выходят наружу и никакая церковь, никакое государство, даже такое закрытое, как Ватикан, не может вечно скрывать их. Если кто – то видел это послание, отец Нил, он или уже мертв, или Ватикан и вся католическая церковь скоро взлетят на воздух.
Отец Нил нервно потер подбородок. «Он или уже мертв…»
— Отец Андрей!
Легкое вино из Кастелли слегка кружило голову. Отец Нил с удивлением увидел, что гарсон ставит перед ним чашку кофе; всецело поглощенный рассказом Льва, он незаметно для себя проглотил и пасту, и последовавший за ней эскалоп по – милански. Между тем Лиланд с озабоченным видом мешал ложечкой свой кофе. Он решился задать Льву тот вопрос, на который натолкнул его Нил тогда, во дворе бельведера:
— Скажи – ка, Лев… Почему ты прислал мне два билета на твой концерт, да еще в записке уточнил, что это может заинтересовать моего друга? Откуда ты узнал, что он в Риме, да и просто о его существовании?
Лев удивленно поднял брови:
— Но… ты же сам мне сообщил! На следующий день после твоего приезда я получил в отеле на виа Джулиа письмо с гербами Ватикана. В конверте было несколько строк, напечатанных на машинке — если память мне не изменяет, что – то типа «монсеньор Лиланд и его друг отец Нил были бы счастливы присутствовать…» ну, и так далее. Я еще подумал, что ты поручил своей секретарше известить меня, и, по правде сказать, нашел, что это уже слишком по – деловому, но так уж, видимо, принято у вас в Ватикане.
Лиланд мягко возразил:
— У меня нет секретарши, Лев, и я не посылал тебе никакого письма. Я даже не знал, в каком отеле ты остановился, только слышал, что ты будешь давать в Риме серию концертов. Скажи, а на письме была моя подпись?
Пианист задумчиво почесал затылок, взъерошив свою пышную белокурую шевелюру:
— Да я уже и не помню! Нет, это была не в твоем духе, внизу там был только инициал. Вроде бы прописная буква «К» с точкой. Но я, Ремберт, в любом случае хотел с тобой повидаться, раз уж приехал. К тому же мне непременно нужно было познакомиться с отцом Нилом.
Лицо Лиланда омрачилось: Катцингер или Кальфо? В нем снова поднялась волна раздражения.
Погруженный в свои мысли, отец Нил лишь краем уха слушал разговор. Его мучили совсем другие вопросы, и он решил вмешаться:
— Все хорошо, что хорошо кончается, ведь благодаря этому письму я сегодня вечером смог послушать ваше потрясающее исполнение рахманиновского концерта. Но скажите мне, Лев… почему вы были с нами так откровенны? Вы догадались, что значило бы для Ремберта и для меня обнаружение нового послания апостола, способного поставить под сомнение нашу веру и чудесным образом извлеченного из забвения на исходе XX столетия? Зачем вы рассказали нам все это?
Лев обезоруживающе улыбнулся. Не мог же он сказать отцу Нилу правду: «Потому что таково задание Моссада»!
— А кому, кроме вас, это могло бы быть интересно?
Он, казалось, не придал вопросу отца Нила ни малейшего значения и смотрел на него тепло, дружески:
— Отец Нил, неужели какой – то древний документ, оспаривающий божественность Иисуса, действительно что – то изменил бы для вас?
Тем временем последние клиенты уже покинули тратторию, они были одни в зале, и хозяин уже лениво принялся наводить порядок. Отец Нил надолго задумался, прежде чем ответить. Потом заговорил как-то странно, будто забыл, к кому обращается:
— Сегодня вечером вы рассказали мне, что апостольское послание было найдено в Кумране тогда же, когда манускрипты Мертвого моря. А я все последние недели собирал доказательства существования этого документа. В III веке он упоминался в одной коптской рукописи, на рубеже IV — в тексте Оригена, в VII веке — в Коране, а в VIII веке была выбита надпись вЖерминьи — закодированный Никейский Символ, и смысл его кода относится все к тому же посланию. Наконец, процесс тамплиеров в XIV столетии также касается этого документа. Все это я выяснил после долгих лет поиска скрытого смысла текста конца I века, с которого все и началось, — с Евангелия от Иоанна. Что до послания тринадцатого апостола, я отыскал его следы благодаря тому, что тень этого человека лежит на всей истории Запада.
Он посмотрел прямо в лицо Льву:
— А теперь вы приходите и рассказываете мне, что таскали этот документ в своем школьном ранце, исполняя поручения шефа Хаганы. Затем вы сообщаете, что послание находится где – то в Ватикане, то ли спрятанное, то ли просто неопознанное. Иггаэль Ядин говорил вам, что в нем заключена страшная тайна. Но даже если я узнаю его содержание, которое должно быть и впрямь чудовищным, если оно на протяжении веков становилось поводом для стольких изгнаний, убийств и заговоров, в моей духовной связи с Иисусом это ничего не изменит. Я с Ним встретился лично, Лев, можете вы это понять? Его образ не принадлежит ни одной церкви, Он, чтобы существовать, в ней не нуждается.
