— А мины? — напомнил ему Иван Безухов. — Ты ж сам говорил, заминирована с той стороны высота так, что не подобраться.
— Говорил, да… — Михаил пожал плечами. — Те же власовцы, ну которых мы утром привели, говорят, будто и там тоже они ставили. Мол, немцы заставляли.
— Вот и хорошо, пойдут впереди, проведут за собой, — кивнул Малютин. — Причем пойдут по требованию командира полка без оружия. Кстати, где они сейчас?
— Мы сдали их нашему особисту капитану Шульгину, — виновато ответил Михаил. — Вместе с трупом немецкого полковника… А что, надо было не отдавать?
Малютин снова не ответил. Он что-то напряженно обдумывал.
— Если власовцев взять с собой, тогда, надо думать, пройдем, — уверенно сказал Иван Безухов, глядя на лейтенанта.
— Если только нам их отдадут, — сказал лейтенант, взглянув на часы. — Тогда один из них пойдет со мной, другой с вами… Ладно, власовцев я беру на себя. На этом закончим наш совет в Филях. Я сейчас же иду к командиру полка, а вы готовьтесь.
— Товарищ лейтенант, может, я сам поведу первую группу? — осторожно спросил Иван Безухов.
— Нет, — коротко ответил Малютин. — Вы, Иван Семенович, пойдете со своей группой третьим. Подберите людей мне и себе. Сами знаете… Действуйте.
И вышел из блиндажа.
— Слыхал? Ему бы как раз лучше бы остаться с ротой, верно, Вань? — спросил Прохор, переглянувшись с Михаилом. — А ты бы старшим.
— А ты сам ему это скажи… — Старшина Безухов безнадежно махнул рукой.
Пленных власовцев Гришу и Валеру допрашивал сам капитан Шульгин. Они стояли перед ним оробевшие, чем-то сейчас похожие друг на друга: с приоткрытыми ртами, без ремней, держа руки за спиной.
— Номер своей воинской части тоже не помните? — строго спросил капитан Шульгин.
Они переглянулись, пожали плечами.
— И это не помните, — заключил Шульгин. — Та-ак… То вы не знаете, это вы не помните. Может, еще скажете, будто и в своих русских братьев, солдат и офицеров, никогда не стреляли?
Они молчали, опустив головы.
— Вы знаете, что вас ждет?
— Мы же договаривались, — поднял голову Гриша. — Сдадимся добровольно и приведем «языка», желательно офицера… Покажем проходы в минных полях.
— Молчи, — подтолкнул его Валера.
— И с кем вы договаривались? — сощурился Шульгин. — Только конкретно!
В это время в его кабинет быстро вошел Иноземцев.
— Я прерву вас на одну минуту! — сказал он. — Это срочно. У меня есть вопрос к подследственным.
Шульгин недовольно пожал плечами:
— Пожалуйста, Сергей Павлович…
— Вы ставили минные поля?
— Ну да, — ухватился за этот вопрос как утопающий за соломинку Валера. — Нас заставили… Мы в наших не стреляли, товарищ майор.
— А кто они — ваши? — сощурился майор.
— Ну русские которые, — смешался Валера.
— Проходы в минных полях знаете? — нетерпеливо перебил майор.
— Ну… — власовцы переглянулись, — найдем и покажем.
— Без «ну»… Теперь выведите их отсюда! — распорядился Иноземцев. — Есть разговор.
Когда власовцев вывели, Иноземцев сел напротив Шульгина, посмотрел ему в глаза.
— Что делать с ними собираешься? — спросил он.
— Это трибунал решит, — сухо ответил Шульгин. — Они перешли на сторону противника и были захвачены с оружием в руках…
— Не захвачены, а пришли сами, добровольно сдались и сдали оружие. И привели с собой в качестве пленного «языка» майора немецкой армии.
— Для трибунала это лишь смягчающее обстоятельство…
— Короче, сейчас же передашь их Малютину, — резко перебил Иноземцев. — Под мою ответственность. Потом задним числом оформишь приговор трибунала. Тебе не впервой.
— Даже не просите, товарищ майор! — Шульгин покачал головой.
— Опять ты со мной споришь, капитан, — сокрушенно покрутил головой Иноземцев. — И опять проспоришь… Я бы продолжил этот наш с тобой спор, но только После окончания наступления. А еще лучше после войны. На худой конец после взятия Берлина, если, конечно, доживем…
— Это власовцы, — сказал Шульгин. — С них особый спрос, не как с немцев. Ибо они предатели. Стреляли в наших. На их счет есть четкий приказ товарища Сталина.
— Значит, будут теперь стрелять в немцев, — упрямо мотнул головой майор. — И если они спасут жизни моим солдатам…
— Вы уверены, что их не специально к нам заслали? — сощурился Шульгин.
— Ты о чем? Как? Каким образом? С какой целью? Чтоб доставили к нам немецкого майора Клейста?
— Мертвого майора Клейста, — напомнил Шульгин.
— Мои разведчики сегодня и такого не могут притащить… — Иноземцев махнул рукой. — Уж сколько им ни приказывал, ни просил и ни уговаривал…
— А вам не кажется странным, что немцы стали убивать своих офицеров, захваченных в плен? Раньше такого не было.
— Да и снайпера такого класса у них не было, — возразил Иноземцев. — Немцы не хотят, чтобы мы узнали об их планах, имеющих стратегическое значение. Что ж тут особенного?
— К тому же ваши разведчики с ними обо всем заранее договорились, — возбужденно сказал Шульгин. — Они вступили с предателями в преступный сговор. Когда власовцы вели к нам этого немецкого майора, снайпер в это время сидел в засаде. И ждал… И убил только майора Клейста. Почему их снайпер не стрелял в наших разведчиков? Вы можете это объяснить?
— Очень просто. Он успел бы застрелить только одного из наших. А майор Клейст остался бы жив… Постой… Уж не хочешь ли сказать, что немцы пожертвовали старшим офицером, чтобы заморочить нам голову?
— Вы еще не знаете, на что они способны, Сергей Павлович. Возможно, этот майор, а до этого был полковник, в чем-то провинились и шли по расстрельной статье?
— Никогда не слыхал, чтоб они своих старших офицеров расстреливали… — многозначительно хмыкнул Иноземцев. — Это у нас такое бывало, особенно до войны.
— А напрасно! — наседал капитан Шульгин. — Разве вы не знаете о расстрелах высших офицеров после недавнего покушения на Гитлера?
— Что-то такое было… — Иноземцев кивнул. — Припоминаю.
— А вы не допускаете, что эти полковник и майор были одними из заговорщиков? Им сначала дали шанс, а затем обманули и убили, чтобы они ничего не могли нам сказать, а мы бы доверились этим перебежчикам? И поверили фальшивым документам, которые были при них!
— Ну и фантазия у тебя, — усмехнулся майор Иноземцев. — Признавайся: поди, романы будешь писать после войны? Или уже сейчас по ночам строчишь? Если так, то лучше бы ты как следует высыпался… И не морочил мне голову всякой ерундой.