Он достал из кармана офицерское удостоверение майора с немецким орлом на обложке:
— Смотри. Знаешь, что это такое? А номер и название его дивизии тебе ни о чем не говорят? Это, по-твоему, они хотели нам подкинуть и ввести в заблуждение?
Шульгин перелистал, молча вернул удостоверение майору.
— Да мы теперь это точно знаем из других источников! И мы знаем, какие именно части немцы выдвинули против нас! — азартно продолжал майор Иноземцев. — Это отборное соединение. Значит, они ждут удара именно здесь, на нашем участке! И обрушатся на нас всей мощью!
Теперь настала очередь Шульгина озадаченно взглянуть на командира полка.
— Извините, но тогда чему вы радуетесь, товарищ майор? — негромко спросил он.
Иноземцев уставился на него, потом махнул рукой:
— Не понимаешь, товарищ капитан, простой вещи. На войне успех — прежде всего. И любой ценой. Иначе Германию мы никогда не победим. И не только на войне. Если генерал Власов поможет поймать живым Гитлера — я первым подам ему руку. Пусть они здесь наш полк раздавят, зато другие сомнут их в другом месте! Этот майор, был бы живой, мог бы нам и соврать. А вот такая бумажка, — он взвесил на руке удостоверение немецкого майора, — дороже любых слов… Короче. У меня есть приказ о переходе в наступление. И я пойду на все, чтобы его выполнить точно и в срок. И ты, Шульгин, лучше мне не мешай. Ну? По рукам?
Шульгин поднял глаза на майора:
— Хорошо. Забирайте их. Но только на время наступления. И без оружия.
— Оружия у них не будет, — заверил Иноземцев.
— Под вашу ответственность. — И, покачав головой, Шульгин вяло протянул руку майору.
— Да конечно, под мою! — вдруг развеселился Иноземцев. — Не под твою же. Вся война под мою ответственность! И все равно никогда не узнаешь, как этот майор… как его, Клейст, от кого пулю-дуру получишь — от чужих или от своих, в лоб или в спину, по приказу фюрера или по приговору твоего трибунала… Все, капитан, выполняйте приказ!
Махнул рукой и вышел. Шульгин недоуменно смотрел ему вслед.
* * *
…Ночью Малютин и его ветераны вышли на передовую и засели в своем секрете, наблюдая за немецкими позициями. Немцы постреливали, пускали осветительные ракеты, все как прежде, как день и неделю назад, как будто бы ничего у них там не изменилось…
Здесь же были оробевшие бывшие власовцы Гриша и Валера, покорно ожидали своей участи. Малютин и Безухое встретились взглядами. Безухое кивнул.
— Все, теперь встали и попрыгали… — негромко сказал Иван.
Бойцы стали добросовестно подпрыгивать на месте. Что-то у кого-то звякнуло.
— Рядовой Малахов! — безошибочно определил старшина.
Малахов виновато достал из подсумка припрятанную банку сгущенки, которая стукнулась о запасные диски.
— Вперед! — приказал Малютин Грише.
— А можно мы вместе? — робко попросил Валера, когда приятель растерянно оглянулся на него, прежде чем выбраться из окопа.
— Вперед, сказал, и не задерживайте!
Малютин вслед за Гришей покинул окоп и пополз в сторону немецких позиций. За ним последовал Прохор, которого Иван хлопнул по плечу, кивнув в сторону лейтенанта.
Один за другим разведчики уползали в темноту и в ней растворялись.
Марек крепко спал, когда его разбудил осторожный стук в дверь. Он вскочил в одних подштанниках, взглянув на тикающие ходики, сорвал со стены двустволку, но тут же дверь вылетела от удара ногой, и в дом ввалились трое пьяных власовцев со «шмайсерами».
— Руки вверх! — заорали они. — Хенде хох! Марек отбросил ружье, поднял руки.
— Где Гриня, где Валерка? — продолжал орать один из них, самый старший по возрасту, огромный, лысоватый, потный. — Они к тебе приходили? Говори, сука!
И тут же уставился на стол, туда, где оставались следы недавно прерванного пиршества — початая бутыль настойки, куски сала и хлеба.
Марек не успел ответить. Старший схватил чей-то недопитый стакан и опрокинул в себя, утерся рукавом, засунул в рот, давясь, кусок сала… К нему было присоединись другие, но тут дрогнула земля, донесся грохот канонады, посыпалась на пол посуда.
Власовцы вздрогнули, съежились, переглянулись, подались назад к дверям.
— Это, ребята, по ваши души, — вполголоса сказал Марек, кивнув на окно.
— Говори, где они? Большевикам, суки, продались?
Марек не успел ответить. Грянул новый залп, похоже, это были «катюши», и старший, чуть не подавившись, полоснул его автоматной очередью.
Схватившись за живот, Марек застонал, опустился на колени, пригнув голову. На него уже не обращали внимания. Торопясь и отталкивая друг друга, власовцы хватали руками со стола снедь, большими кусками, давясь, запихивали в рот, пили самогон прямо из горла.
— Пошли!
Сгребая со стола все, что можно было унести, они выбежали из дома, роняя и опрокидывая табуретки. Марек теперь лежал на полу и смотрел сквозь слезы на расплывающиеся фотографии своих близких, вскоре окончательно растворившиеся в мутной белизне.
* * *
Светящиеся снаряды «катюш» в предрассветной мгле обрушивались на передний край противника, обозначив его под многочисленными разрывами. Это заглушало гул десятков танков, перебрасываемых под прикрытием артподготовки на другой, соседний участок фронта, выбранный для прорыва. Все, кто был на переднем крае, не сводили глаз с немецких позиций.
А майор Иноземцев опять ходил взад-вперед по своему кабинету, опять что-то продумывая. Он медлил присоединиться к своим подчиненным, вооружившимся биноклями и дальномерами и всецело поглощенным тем, что происходило на переднем крае.
Наконец он нагнулся к тумбочке, достал бутылку водки, налил полный стакан и, глядя на себя в небольшое зеркальце, выпил все до дна. Потом неожиданно для себя самого перекрестился… И только после этого направился в оперативный отдел штаба, где офицеры ожидали у карт первых сведений от группы Малютина.
— Ничего нового? — спросил Иноземцев. Ему ответили отрицательно.
Не находя себе места от ожидания, Иноземцев вышел из штаба и быстро направился в блиндаж связи, где Катя Соловьева в наушниках постоянно произносила в микрофон:
— «Гвоздика», «Гвоздика», я «Астра», как поняли, я «Астра»…
Иноземцев стоял над ней и бормотал, озабоченно глядя на хмурое, низкое небо, моросящее дождем:
— Как назло, ночью дожди прошли. То их не было, а тут с вечера зарядили… Для наших ребят хорошо, а вот те… завязнут они там… — Это он подумал сейчас о танках прорыва, а не о своих разведчиках, бьющихся на высоте.
