В Беллеции Люсьен не спал, несмотря на то что была уже середина ночи. Он непрестанно думал о том, что происходит сейчас в его мире. Он с ужасом представлял себе, что сейчас переживают его родители, испытал облегчение, когда услышал, как открылась дверь, хотя и опасался за свою жизнь.
Из-за того, что его глаза были завязаны, остальные чувства Люсьена обострились. Он почувствовал крепкий запах своего похитителя и еще один — острый, похожий на лосьон после бритья. Он услышал шепот и понял, что их было двое. Сквозь грубую ткань он видел яркий свет как будто кто-то светил фонариком ему в лицо. Затем свет слегка потускнел, и он почувствовал на своем лице чужое дыхание.
Люсьен не мог этого стерпеть.
— Зачем вы держите меня здесь? — спросил он, и его собственный голос показался ему очень жалким. — Я хочу домой.
— Ах, — произнес хорошо поставленный голос, — но где именно твой дом? И можешь ли ты отправиться туда? Или тебе нужно кое-что из того, что мы забрали у тебя?
Сердце Люсьена ушло в пятки. Они знали, что он страваганте! Наверное, это Киммичи. Но, скорее всего, они не знали, какая из его вещей была талисманом. В конце кондов, тетрадь была беллецианской. Возможно, они собираются пытать его, чтобы узнать секрет.
— Вы не имеете права забирать мои вещи, — сказал он вслух. — Я хочу вернуться обратно к синьору Родольфо.
Вонючий и Пахучий — так он про себя назвал этих двоих. Вонючий что-то прошептал, и Пахучий обратился К Люсьену:
— Конечно, ты можешь вернуться к сенатору. Со Временем. Мой друг отведет тебя.
И я хочу, чтобы мне вернули мои вещи.
— Ты получишь их обратно, — сказал Пахучий и добавил: — Все, за исключением тетради.
Конечно Люсьен не смог сдержать содрогания и услышал удовлетворенный смешок Пахучего.
«Великолепно, — подумал он. — Я сам сообщил им то, что им было нужно. По мере, теперь им незачем меня пытать. Но, быть может, и незачем оставлять в живых?» Он представил, как
Вонючий ведет его по подворотням к палаццо Родольфо и тихо вонзает лезвие мерлинского кинжала между ребер. В каком-то смысле он даже хотел этого, так как, скорее всего, вернулся бы в свое тело в другом мире. Но живым или мертвым? Может, он хотя бы проживет достаточно, чтобы попросить прощения у родителей.
* * *
Детридж уже протрезвел. Прежде чем Родольфо вернулся с представления Арианны горожанам как новой Герцогини, Альфредо, по его указанию, вывел Детриджа в сад и подержал его голову под струей воды. Мокрый алхимик пытался унять головную боль и придумать, что же можно сделать.
— Мы можем посмотреть в зеркало, — наконец придумал он. — Я уверен, что смогу определить, вернулся он в свое тело или нет.
Родольфо подскочил к зеркалам. Он совсем забыл, что Детридж нашел способ заглянуть в мир Люсьена.
Зеркало всегда показывало комнату Люсьена и его самого, спящего в кровати, когда Лючиано был в Беллеции. Через несколько секунд он настроил зеркало на комнату. Через открытое окно лился солнечный свет, но кровать была пуста.
— Это ничего не значит — сказал Детридж, глядя на страдание, написанное на лице Родольфо. — Он мог не вернуться, а мог и вернуться.
— Нет, — горько сказал Родольфо. — Он не может вернуться, я точно знаю это и в этом моя вина. Наверное, его родители отвезли тело к врачу. Спаси нас, богиня, если они подумают, что он умер.
— Ох, — сказал начавший серьезно волноваться Детридж, — люди часто думали, что я умер, когда я был в стравагации, — он был готов признаться в своем самом сильном страхе. — Я думаю, что меня похоронили, и я задохнулся в гробу — именно так я остался здесь навсегда Родольфо хлопнул старика по плечу.
— Мы не должны допустить, чтобы подобное случилось с Лючиано. Мы отыщем его и отправим домой.
* * *
Свет залил спальню Герцогини, когда Барбара открыла деревянные ставни. Арианна проснулась от глубокого, крепкого сна, не понимая еще, где она находится. Потом она вспомнила: теперь она Герцогиня.
Все события вчерашнего дня всплыли в ее голове — выборы, комната с платьями, ее одевают в синее атласное платье, подгоняя его с помощью огромного количества булавок, она стоит на Loggia degli Arieti с сенатором Родольфо. Он был еще более отстранен, чем обычно, а она так хотела поговорить с кем-нибудь о ее предыдущей ночи на этом балконе, в день Венчания с Морем.
— Как бы я хотела, чтобы Лючиано был здесь, — сказала она, приветственно махая толпе внизу.
Она была уверена, что он стравагировал домой и жалела, что не попрощалась с ним.
Но Родольфо обратил на нее взгляд своих больших черных глаз и тихо сказал что-то вроде «как бы я хотел, чтобы это было не так».
Арианна не смогла спросить его, что это значило. Она только начинала понимать, какова жизнь
Герцогини Беллеции, и одним из первых открытий стало то, что она практически никогда не оставалась одна. Где-то рядом всегда была охрана или слуги, и каждый час ей приходилось принимать сотни маленьких решений. Арианна недоумевала, как ее мать смогла выносить это четверть столетия. Это началось опять — пока Арианна сидела с чашкой зрячего шоколада в постели, Барбара непрестанно рассказывала о том, что предстоит сделать сегодня, что скоро придет портниха, чтобы приготовить все необходимые ей предметы одежды, включая платье для коронации.
Но Арианна практически не думала о своем гардеробе. Она, в отличие от Сильвии, была не слишком тщеславна. Что ее действительно волновало сейчас, так это ее государственные обязанности, заседания Сената и Совета, появление на публике, отношения с ремским послом.
Она отдала пустую чашку Барбаре и снова спряталась под оделяло. Быть мандольером было бы намного проще.
Люсьен был в отделе интенсивной терапии. Ему сделали еще одно ЯМР-сканирование, рентген и электроэнцефалограмму. Было уже восемь часов вечера, а он все еще не проснулся. Сейчас он лежал в своей пижаме на больничной койке, его лицо было бледным, но умиротворенным. Рядом с ним сидела мать и держала его за руку.
Мистер Ласки изучил результаты обследования и выглядел очень серьезным.
— Опухоль уже слегка увеличилась со времени последнего сканирования, — сказал он, — но я не вижу никакого объяснения этому бессознательному состоянию.
— Так в чем же дело? — спросил отец Люсьена, изо всех сил сдерживая охватившую его панику.
Мистер Ласки покачал головой.
— Мы просто не знаем этого. Но еще рано о чем-либо говорить. Мы будем наблюдать за его дыханием и мозговой активностью в течение двадцати четырех часов и узнаем какие происходят изменения. Также его осмотрит невролог. Постарайтесь не переживать слишком сильно раньше времени. Это отделение видело множество людей, вышедших из комы.
