Конец наступил внезапно. На седьмую ночь, проведенную в этом мерзком логове, полковник выпил еще больше, чем обычно. Вследствие этого, когда по требованию хозяина он последним из гуляк вышел в темный переулок, его мозг почти полностью утратил способность к соображению. Холлс двигался, как автомат; ноги чисто механически выполняли свои функции, неся его шатающееся тело. Он выглядел жалким подобием человека, ставшего забавой ветра.
Не понимая и не заботясь, куда он идет, полковник вышел на Уотлинг-Стрит, пересек ее и, стал брести по узкому переулку с южной стороны улицы, пока не споткнулся о какое-то препятствие и не рухнул лицом вниз. Не имея сил и желания вставать, Холлс остался лежать там, где упал, тут же провалившись в крепкий сон.
Прошло полчаса. Близился рассвет. Вскоре Холлс, будь он в сознании, мог бы расслышать приближающийся звон колокола и повторяющийся хриплый крик. К этим звукам постепенно присоединились другие: печальный скрип несмазанных осей и медленный топот копыт по мостовой. Уже совсем близко в ночной тьме вновь послышался крик:
– Выносите ваших мертвецов!
Повозка остановилась в начале переулка, в котором лежал полковник. Человек, держащий над головой горящий факел, стал с его помощью осматривать темные углы.
Вскоре он заметил два тела – полковника и то, о которое Холлс споткнулся. Человек с факелом окликнул кого-то через плечо и подошел ближе. Вскоре к нему подъехала повозка, где возницей был его товарищ, который сейчас шел рядом с лошадью, покуривая короткую трубку.
Пока факельщик освещал место происшествия, его спутник, наклонившись, перевернул лицом вверх первое тело и затем сделал то же самое с полковником Холлсом. Лицо последнего было столь же бледным, как и у трупа, послужившего причиной его падения; казалось, он уже не дышит. Удостоив его одним взглядом, факельщик и его товарищ с равнодушием, которое долгая привычка придает любой работе, снова подошли к трупу.
Человек с факелом поместил источник света спереди повозки. Затем оба опустились на колени, осматривая труп или, вернее, одежду на нем.
– Тут нечем поживиться, Лэрри, – заметил первый.
– Ага, – проворчал Лэрри. – Опять какой-то оборванец. Давай положим его в телегу, Ник.
Взяв крючья, они подцепили тело и бросили его в повозку.
– Подведи лошадь ближе, – сказал Ник, повернувшись и подойдя к Холлсу. Лэрри подвел кобылу на несколько шагов вперед, чтобы свет факела с повозки падал на лежащую высокую фигуру полковника.
Опустившись рядом с ним на колени, Ник удовлетворенно произнес:
– Этот получше!
Его товарищ заглянул ему через плечо.
– Джентльмен, черт возьми! – заметил он с отвратительной радостью. Обыскав Холлса, они довольно захихикали при виде полудюжины золотых монет на ладони у Лэрри.
– Больше ничего, – заявил тот, окончив осмотр.
– А его шпага? Смотри, Лэрри, какая красивая рукоятка!
– И неплохие башмаки, – подхватил Лэрри, суетившийся у ног полковника.
– Помоги-ка мне, Ник.
Стянув с Холлса башмаки, они связали их вместе с его шляпой и шпагой. Связку Лэрри бросил в корзину, висевшую сзади повозки, пока Ник снимал с полковника камзол. Внезапно он прекратил свое занятие и недовольно заметил:
– Парень еще теплый, Лэрри.
Лэрри приблизился, покуривая трубку, и грязно выругался, выражая свое презрение и. равнодушие к упомянутому факту.
– Ну и что? – цинично осведомился он. – Успеет достаточно остыть, пока мы прибудем в Олдгейт.
Отвратительно расхохотавшись, Лэрри подхватил камзол, который бросил ему Ник.
В следующий момент их грязные крючья вцепились в одежду, оставшуюся на Холлсе, и они присоединили его к страшному грузу, уже наполнявшему повозку.
Выехав из переулка, телега покатилась на восток, в сторону Олдгейтского рва. Во время своего медленного продвижения они неоднократно останавливались либо по зову стражника, либо обнаружив добычу сами. При каждой остановке они добавляли очередной труп к грузу, который везли на постоянное захоронение Олдгейтском чумном рве. Над этим жутким местом ночами постоянно горели факелы, служа пищей для суеверных историй о бродящих там душах тех, чьи тела были столь непочтительно погребены под комьями глины.
Они уже подъезжали к месту назначения, и бледные, холодные, как лунный камень, краски рассвета начали рассеивать ночную тьму, когда полковник пробудился от пьяного забытья не то от тряски повозки, не то от крови, струящейся по бедру из раны, нанесенной крюком, а быть может, благодаря инстинкту самосохранения, прояснившему его мозг, дабы спасти от удушения.
Проснувшись, Холлс в поисках воздуха начал пытаться сбросить тяжелую массу, давившую ему на лицо. Вначале эти усилия были тщетными, что не удивительно, учитывая его состояние. Делая краткие передышки, он, словно утопающий, выныривающий ненадолго на поверхность, втягивал в себя зараженный воздух. Однако задыхаясь после каждой попытки, полковник стал испытывать ужас, который вывел его из пьяного отупения. Собравшись с силами, он смог, по крайней мере, высунуть голову.
Увидев над собой бледнеющие звезды, Холлс наконец начал дышать свободно и без усилий. Но ноша, сброшенная с головы, теперь лежала на груди, вызывая ощущения боли и тяжести. Протянув руку, он ухватился за нечто, оказавшееся человеческими пальцами. Отбросив их с отвращением и не получив никакого ответа, полковник сердито заворчал:
– Эй, ты, пьяный дурень! Вставай немедленно! Ты принял меня за кровать, коли улегся на мне? Вставай! – рявкнул он, взбешенный отсутствием ответа. – Поднимайся сейчас же, не то…
Холлс не окончил фразу, внезапно ослепленный светом факела. Повозка остановилась, и над его высокими бортами появились две фигуры возчиков, чье внимание привлек голос.
Их физиономии, освещенные факелом, казались настолько мерзкими и жуткими, что полковник почти окончательно протрезвел. С трудом заняв сидячее положение, он ошеломленно уставился на них, пытаясь понять, где находится.
– Я же Говорил тебе, Лэрри, что парень еще теплый, – сердито заворчал один из вурдалаков.
– Ну и что с того? – недовольно осведомился другой.
– Надо его выбросить из повозки.
– Вот еще! Все равно он скоро окочурится.
– А чиновник? Разве он не заметит, что это просто пьяный? Что он, по-твоему, нам скажет? Помоги мне. Давай вытащим его!
Но Холлс уже не нуждался в помощи. Их слова и мрачный груз телеги заставили его наконец понять страшное положение, в котором он оказался. Ужас не только отрезвил его окончательно, но и придал ему силы. Напрягшись, полковник встал на колени, а затем, ухватившись за борт повозки, поднялся на ноги, быстро перелез через борт и распростерся на земле.
