Танасе отвела его в заросли и, сняв кожаную накидку, расстелила ее на мягкой подстилке из опавших листьев.
Когда буря страсти миновала, ноющее напряжение покинуло тело Базо и он вновь задышал мерно и глубоко, а глаза стали закрываться от умиротворенной усталости, которая следует за жаркими объятиями, Танасе приподнялась на локте и с почтительным восторгом погладила лицо мужа.
— Байете! — тихонько сказала она.
Базо вздрогнул и широко раскрыл глаза: так обращались исключительно к королям. Взглянув на жену, он убедился, что в отличие от него самого после любовных утех Танасе все еще полна сил и к тому же вовсе не шутит.
— Байете! — повторила она. — Тебя смущает королевское приветствие, мой славный Топор с острым лезвием? Но почему?
Внезапно Базо вновь почувствовал на коже мурашки суеверного страха и в то же время разозлился.
— Думай, что говоришь, женщина! Не гневи духов глупой болтовней!
Танасе улыбнулась хищной кошачьей улыбкой и прошептала ему на ухо:
— Базо, храбрейший из храбрых и сильнейший из сильных, если это просто глупая болтовня, то почему ты так испугался? Ты, в жилах которого течет чистейшая кровь занзи? Сын Ганданга, сына Мзиликази, разве ты не мечтаешь о маленьком копье из красного дерева, которым владел Лобенгула? Сын Джубы, правнук могущественного Дингисвайо, более знатного, чем его протеже Чака, который стал королем зулусов, разве ты не чувствуешь, как в твоих жилах бурлит королевская кровь? Разве не влечет тебя к тому, о чем ты не осмеливаешься говорить вслух?
— Женщина, ты сошла с ума! Пчелы заползли в твою голову и лишили тебя рассудка!
Танасе лишь улыбнулась и провела по его векам кончиком пальца.
— Разве ты не слышишь рыданий вдов Шангани и Бембези? «Наш отец Лобенгула умер, мы остались сиротами, и некому нас защитить!» — говорят они. Разве ты не видишь, как мужчины Матабелеленда, лишенные оружия, умоляют духов дать им короля? «Нам нужен король!» — восклицают они.
— Есть Бабиаан, — прошептал Базо. — Сомабула и Ганданг. Они — братья Лобенгулы.
— Они старики, дряхлые старики, и огонь потух в их глазах!
— Танасе, не говори так!
— Базо, мой муж, мой король, разве ты не видишь, на кого устремляются взоры всех индун на совете племени?
— Ты с ума сошла! — покачал он головой.
— Разве ты не знаешь, чьего решения они ждут, не видишь, что даже Бабиаан и Сомабула слушают, когда говорит Базо?
Она закрыла ему рот ладонью, пресекая протесты, и одним движением вновь оседлала его — и Базо с изумлением понял, что снова готов и возбужден до предела.
— Байете, сын королей! Байете, отец королей, чьи потомки будут править, когда белых людей опять поглотит океан, который их изрыгнул! — яростно вскрикнула Танасе.
Базо судорожно закричал: ему показалось, что из тела выжали саму душу и вложили вместо нее чудовищное навязчивое стремление, которое будет сжигать его изнутри, пока он не возьмет в руку копье — символ монарха нгуни.
Они шли рядом, рука в руке, хотя у матабеле этого делать не принято: жена всегда идет позади мужа, неся на голове свернутую подстилку для сна. Но Базо и Танасе были словно дети, захваченные лихорадочным сном. Добравшись до перевала, Базо обнял жену и крепко прижал к себе, чего не делал никогда в жизни.
— Если я топор, то ты — лезвие, потому что ты — часть меня, причем самая важная.
— Господин мой, вместе мы пробьемся сквозь любые препятствия! — убежденно заявила она и, вырвавшись из его объятий, достала из вышитой бусами сумочки на поясе что-то серое и пушистое. — У меня есть для тебя подарок, который придаст твоему храброму сердцу еще больше храбрости и закалит волю, сделав ее тверже стали. — Привстав на цыпочки, Танасе завязала на лоб мужа полоску меха. — Носи эту шкурку крота в знак прошлых и будущих побед, индуна Кротов, роющих под горой. Скоро наступит день, когда мы заменим ее пятнистой шкурой леопарда, украшенной голубыми перьями райского журавля.
Она взяла его за руку и повела вниз по склону. Не успели они дойти до покрытой травой равнины, как Базо остановился и склонил голову, прислушиваясь. Сухой ветерок доносил слабые хлопки — будто пузырьки лопались на поверхности кипящей каши.
— Ружья, — сказал он. — Стреляют далеко, но их много!
— Так и есть, господин, — ответила Танасе. — С тех пор как ты ушел, ружья шакалов Сияющего Глаза не переставали трещать, словно старухи, опьяневшие от пива.
— В стране свирепствует ужасная болезнь, — обратился генерал Мунго Сент-Джон к своей аудитории, выбрав в качестве кафедры глиняный муравейник. — Она передается от одного животного к другому, как лесной пожар переносится от дерева к дереву. Если мы не остановим заразу, то весь скот падет.
У подножия муравейника стоял сержант Эзра, громко переводя слова генерала молчаливым слушателям, сидевшим на корточках. Здесь собралось почти две тысячи людей — жители всех деревень, построенных на берегу реки Иньяти вместо разрушенных краалей боевых отрядов Лобенгулы.
В первых рядах сидели мужчины — на внешне бесстрастных лицах блестели внимательные глаза. Позади взрослых собрались подростки и мальчики, еще не принятые в ряды воинов — муджиба, пастухи, чья жизнь была тесно связана со скотом племени: происходящее касалось их напрямую. Женщин на индаба не допустили, потому что речь шла о вещах серьезных.
— Прятать скот, как это сделали вы, угнав стада в холмы и в леса, — великий грех! Животные несут заразу с собой, — объяснил Мунго Сент-Джон и дождался, пока сержант переведет его слова. — Мы с Лодзи очень недовольны обманщиками. Селения, которые прячут скот, заплатят большой штраф, а мужчины должны будут работать вдвое больше. Те, кто посмеет ослушаться приказа Лодзи, будут надрываться, как амахоли, презренные рабы!
Мунго Сент-Джон снова сделал паузу и, приподняв черную повязку, утер пот, стекающий из-под широкополой шляпы. В загоне из колючего кустарника мычали коровы, везде роились огромные зеленые мухи, воняло навозом и немытыми человеческими телами. Мунго раздражала необходимость объясняться с молчаливой толпой полуголых дикарей: он уже говорил то же самое на тридцати индаба по всему Матабелеленду.
Сержант закончил переводить и выжидающе посмотрел на генерала.
Мунго показал на стадо, собранное в краале за его спиной:
— Как видите, нет смысла пытаться спрятать коров. Туземные полицейские все равно их найдут…
Он замолчал и недовольно нахмурился: во втором ряду поднялся высокий мускулистый мужчина в расцвете сил. Одна рука, будто искалеченная, торчала под неестественным углом, лицо же, словно изглоданное тоской или болью, выглядело гораздо старше тела. На аккуратной шапочке густых завитков лежал обруч индуны, лоб охватывала полоска серого меха.
