— Семь лет тому назад я обещал тебе возвратиться, Луи Суза; я сдержал свое обещание. Альфонс умер, так как для короля сойти с трона значит умереть. Но ты сам недавно сказал: у Альфонса есть брат… Итак, да здравствует Браганский дом, и Боже храни короля дона Педро!
Удивленный и испуганный Кастельмелор узнал голос Васконселлоса. Чрез мгновение он опомнился и хотел броситься и схватить брата, но тот уже исчез.
Глава XXXIII. НОМЕР ТРИНАДЦАТЫЙ
Монах, как мы уже много раз видели, очень хорошо знал обо всем происходившем в городе. Едва Альфонс был перевезен на корабль, как монах уже узнал об этом. Это последнее обстоятельство не очень удивит тех из наших читателей, которые уже проникли в тайну этого человека.
В то время как Кастельмелор, озабоченный и разбитый волнениями дня, возвращался в свой замок, монах рассылал повсюду своих агентов и созывал на утро народ на площадь перед дворцом Хабрегасом.
Но еще задолго до этого часа, среди ночи, два многочисленных и хорошо вооруженных отряда вышли из дома, занимаемого рыцарями Небесного Свода.
Одним из них предводительствовал Конти, другим красавец Асканио, брачная ночь которого была довольно беспокойна.
Конти повел свой отряд ко дворцу Хабрегас.
Во дворце все спало. Не видно было огня ни в одном из бесчисленных окон фасада. По другую сторону площади тяжелая и темная масса монастыря Богоматери сливалась с мраком ночи. Конти и рыцари Небесного Свода подошли ко дворцу не замеченные никем.
— На этот раз, — вскричал бывший фаворит, — француженка, как выражался этот старый лицемер Фэнсгоу, не уйдет от меня! Стучите в дверь! Сильнее!
Град ударов посыпался на массивную дверь.
Проснувшиеся слуги бросились к инфанту за приказаниями.
— Забаррикадируйте двери, — сказала королева, — может быть, к нам придет помощь.
Королева надеялась на Васконселлоса.
Инфант поспешно оделся и вооружился.
Перед тем как уйти, он сказал, целуя руку королевы:
— Мне не следовало бы обвинять без основания человека, которому вы, как кажется, вполне доверяете и который дал мне больше счастья, чем я мог надеяться иметь в этой жизни, но…
— Вы говорите о Васконселлосе? — спросила королева, и ее бледное лицо покрылось густым румянцем.
— Да, я говорю о Васконселлосе.
— Разве Васконселлос ваш враг?
— Он вас любит.
Королева едва удержала гневное восклицание, готовое сорваться с ее губ.
— Надо иметь возвышенное сердце, чтобы быть благородным повелителем, — сказала она. — Он меня любит, но я ваша жена! И вы обязаны этим только ему… И вы, вместо благодарности, питаете к нему только ненависть и подозрение!
— Он брат Кастельмелора, — прошептал с мрачным видом дон Педро.
— Но ведь и вы брат Альфонса, — вскричала с презрением королева.
Инфант побледнел и поспешно вышел.
— Подозрительное дитя! — сказала Изабелла, провожая его гневным взглядом. — Неужели все, что было истинно королевского и благородного в Браганской крови, похоронено в гробнице Иоанна IV!
Потом она упала на колени пред аналоем, стоявшим у ее постели и произнесла следующие слова, служащие ответом на безмолвные упреки совести:
— Я позабуду его, Боже мой! Я постараюсь его забыть!
В ту минуту, когда инфант подошел к главной двери дворца, рыцари Небесного Свода пытались уже пробить ее топором.
Число нападавших показало принцу, что всякое сопротивление будет бесполезно.
— Кто смеет оскорблять знамя короля Франции? — спросил он через небольшое отверстие, бывшее в двери.
— Никакое знамя не может укрыть виновных в оскорблении его величества, — отвечали снаружи. — Во имя короля, я, Антуан Винтимиль, приказываю открыть немедленно двери.
— Откройте дверь, — обратился инфант к слугам.
Конти вошел в сопровождении всего своего отряда. Инфант обнажил шпагу и стал в оборонительную позицию.
— Где приказ короля? — спросил он.
Конти подал ему развернутый пергамент. Прочитав его, принц бросил шпагу, которой поспешил овладеть один из рыцарей Небесного Свода.
— Изменники обманули его величество, моего брата, — сказал инфант, — но мне не подобает противиться его воле. Я готов за вами следовать, подождите только, пока я пойду предупредить принцессу Изабеллу.
Изабелла спокойно приняла весть о поразившем ее несчастии. Она не хотела, чтобы будили сестер де Соль.
— К чему печалить этих бедных девушек видом тюрьмы? — сказала она. — Их утешения для нас будут излишни. Я покорилась моей участи.
Собственная карета инфанта отвезла арестованных в Лимуейро, где они были заключены в королевскую комнату.
Королева села; инфант стал перед ней на колени. Он раскаивался в своем поведении; он боялся, что оскорбил Изабеллу, и в самых страстных выражениях вымаливал у нее прощение. Королева принудила себя улыбнуться.
— Я нисколько не сержусь на вас, — отвечала она. — Я знаю, что вы меня любите, и всегда буду вам за это благодарна.
— Но вы, вы меня не любите, Изабелла? — спросил инфант.
Ответ замер на губах королевы.
— Нет, — продолжал дон Педро, — вы не можете меня любить. О! Как я ненавижу этого человека!
В это время падуанец исполнял возложенное на него поручение. Исполняя буквально приказание, он выломал дверь монастыря Бенедиктинцев и заставил указать ему келью монаха.
Встретившийся ему брат хотел было противиться, но Асканио таким устрашающим жестом закрутил свои усы, что испуганный бенедиктинец понурил голову и повиновался.
Монах спал. Чтобы открыть дверь его кельи, Асканио употребил упомянутое нами средство. Дюжина надлежащим образом направленных ударов топора позволили обойтись без ключа. Но этот способ открывать двери дал время монаху вскочить с постели и поспешно одеться. Он надел свою рясу и бороду. Ему хватило даже времени запастись кинжалом и туго набитым кошельком.
— Почтенный отец! — сказал входя Асканио. — Я чрезвычайно сожалею, что принужден беспокоить вас в такой час.
— Что такое? — холодно спросил монах.
— Нечто новое, — отвечал Асканио, показывая на коридор, наполненный рыцарями Небесного Свода. — Во-первых, тут находятся эти уважаемые сеньоры, которые, так же как и я, очень счастливы, что имеют случай высказать свое глубокое уважение к вашему преподобию. Кроме того, тут есть еще бумага, подписанная его светлостью графом Кастельмелором, которая приглашает вас сделать в нашем обществе небольшую ночную прогулку.
С этими словами он поднес бумагу к глазам монаха.
— Почтенный отец, — продолжал Асканио, — этот огромный капюшон мешает вам смотреть, а вам необходимо узнать…
