– Для рук?
– Да, для рук.
– Крем на гелиотропе.
– А для губ?
– Для губ она будет теперь употреблять новый опиат моего изобретения; завтра я принесу коробочку вашему величеству, а заодно – и ей.
Екатерина на мгновенье задумалась.
– Она действительно красива, – промолвила королева-мать, словно отвечая самой себе на какую-то тайную мысль, – нет ничего удивительного, что Беарнец влюбился в нее по уши.
– А главное, она предана вашему величеству, по крайней мере, мне так кажется, – сказал Рене. Екатерина усмехнулась и пожала плечами.
– Разве может любящая женщина быть предана кому-нибудь, кроме своего любовника? – сказала она. – А все-таки, Рене, какое-то приворотное зелье ты ей изготовил! – сказала она.
– Клянусь, что нет!
– Ну хорошо, оставим этот разговор. Покажи-ка мне твой новый опиат, от которого ее губки станут еще красивее и свежее.
Рене подошел к полке и указал на шесть одинаковых круглых серебряных коробочек, стоявших в ряд, одна к другой.
– Вот единственное приворотное зелье, какое она у меня просила, – сказал Рене. – И как вы, ваше величество, совершенно верно изволили заметить, этот крем я изготовил специально для госпожи де Сов, так как ее губы настолько чувствительны и нежны, что трескаются и от солнца и от ветра.
Екатерина раскрыла одну из коробочек с помадой карминного цвета удивительно красивого оттенка.
– Рене, дай мне крем для рук; я возьму его с собой. Рене взял свечу и пошел за кремом для королевы в другое отделение лавки. По дороге он быстро обернулся, и ему показалось, что Екатерина стремительным движением руки схватила одну коробочку и спрятала ее под своей длинной накидкой. Но Рене давно привык к таким кражам королевы-матери, а потому не допустил неловкости и не подал виду, что заметил это. Он достал требуемый крем, запакованный в бумажный мешочек с лилиями.
– Вот он, ваше величество, – сказал он.
– Спасибо, Рене! – ответила она и, помолчав с минуту, добавила:
– Не носи этого опиата госпоже де Сов раньше, чем через неделю или десять дней; я хочу попробовать его первая.
Екатерина собралась уходить.
– Ваше величество, прикажете проводить вас? – спросил Рене.
– Только до конца моста, – ответила Екатерина. – а там меня дожидаются мои дворяне с носилками.
Они вышли из лавки и дошли до угла улицы Барийри, где Екатерину ждали четыре дворянина верхом и носилки без гербов.
Вернувшись в лавку, Рене первым делом пересчитал коробочки с опиатом.
Одна из них исчезла.
Глава 3
ПОКОИ ГОСПОЖИ ДЕ СОВ
Екатерина не ошиблась: Генрих не изменил своим привычкам и каждый вечер отправлялся к г-же де Сов. Сначала эти посещения Держались в глубочайшей тайне, но мало-помалу осмотрительность Генриха ослабла, он перестал принимать меры предосторожности, а потому Екатерине нетрудно было убедиться, что Маргарита лишь называлась королевой Наваррской, а на самом деле ею была г-жа де Сов.
В начале нашего повествования мы успели сказать два слова о покоях г-жи де Сов, но дверь, открытая Дариолой королю Наваррскому, закрылась за ним накрепко, покои г-жи де Сов и место таинственных любовных свиданий пылкого Беарнца остались нам неведомы.
Такие комнаты августейшие особы обыкновенно предоставляют во дворце своим придворным, которых желают всегда иметь под рукой; покои эти были, разумеется, не столь просторны и не столь удобны, как собственные городские квартиры. Как уже известно читателю, покои г-жи де Сов помещались в третьем этаже, почти под комнатами Генриха, и дверь из них выходила в коридор, дальний конец которого освещался готическим окном с маленькими стеклами в свинцовом переплете, пропускавшими лишь тусклый свет даже в самый ясный день. Зимою же после трех часов дня приходилось зажигать лампу, но и зимой в лампу масла наливали столько же, сколько летом, и к десяти часам вечера она гасла, обеспечивая любовникам в эти зимние дни наибольшую безопасность свиданий.
Маленькая передняя, обитая шелком с большими желтыми цветами, приемная, затянутая синим бархатом, и спальня, где стояла кровать с витыми колонками и вишневым атласным пологом, отделенная от стены узким проходом, и где висело зеркало в серебряной оправе и две картины, изображавшие любовь Венеры и Адониса, составляли покои – теперь сказали бы «гнездышко» – очаровательной придворной дамы королевы Екатерины Медичи.
Если поискать внимательнее, то в темном углу, напротив туалета со всеми принадлежностями, можно было заметить дверцу в своего рода молельню. Там, на возвышении, к которому вели две ступени, стояла скамеечка для коленопреклонений. Там на стенах, как бы в противовес упомянутым картинам на мифологические сюжеты, висели три-четыре картинки самого возвышенного, духовного содержания. Между картинами, на золоченых гвоздиках. висело женское оружие, так как и женщины в ту эпоху – эпоху тайных интриг – носили при себе оружие и, случалось, владели им не хуже мужчин.
Вечером, на следующий день после описанной нами сцены у Рене, г-жа де Сов сидела у себя в спальне на кушетке и говорила Генриху о своей любви к нему и о своем страхе за него, доказывая и любовь, и страх той преданностью, какую она обнаружила в ночь, последовавшую за Варфоломеевской, то есть в ночь, когда Генрих, как помнит читатель, ночевал у своей жены, Генрих выражал ей свою признательность. Г-жа де Сов в простом батистовом пеньюаре была очаровательна, а Генрих был ей глубоко признателен.
В такой обстановке Генрих, искренне влюбленный, предавался мечтам. А г-жа де Сов, воспылавшая самой горячей любовью, начавшейся по приказанию Екатерины, пристально всматривалась в Генриха, желая удостовериться, то ли, что губы, говорят его глаза.
– Генрих, – молвила г-жа де Сов, – скажите откровенно: в ту ночь, когда вы спали в кабинете ее величества королевы Наваррской, а в ногах у вас спал Ла Моль, – вы не жалели о том, что этот достойный дворянин лежал между вами и спальней королевы?
– Жалел, душенька моя, – отвечал Генрих. – ведь я неминуемо должен был пройти через ее спальню, чтобы попасть в ту комнату, где мне так – хорошо и где в эту минуту я так счастлив.
Госпожа де Сов улыбнулась.
– А после вы туда ходили?
– И всякий раз говорил вам об этом.
– И вы не пойдете туда тайком от меня?
– Никогда.
– Поклянитесь.
– Поклялся бы, будь я гугенотом, но...
– Что «но»?
– Но католическая религия, догматы которой я сейчас изучаю, научила меня, что клясться не надо никогда.
– Сейчас видно гасконца! – покачивая головой, сказала г-жа де Сов.
– Шарлотта, а если бы я стал вас расспрашивать, вы ответили бы на мои вопросы?
